Харлан вспотел. Голос его не слушался. Нора никогда не видела человека, столь хорошо делающего свою работу, но совершенно не способного рассказать об этом – хотя именно это было единственным способом получить ту должность, которая так ему подходила. Норе ужасно хотелось рассмеяться и пожалеть Харлана. Выразить ему свои соболезнования. Сказать, что все будет хорошо.
Тоби у нее на груди повозился, побрыкался и уснул, потом, правда, снова проснулся. Когда выступление оратора наконец завершилось, Нора подняла руки высоко над головой и изо всех сил зааплодировала.
К ней тут же, покачиваясь, направился Бертранд Стиллс. Шевеля сальными усами, он спросил, не могла бы Нора, будучи женой «столпа общины Амарго», сказать ему, как именно «дом Ларков» намерен «исполнить свой священный долг».
Нора ответила, не задумываясь:
– Те члены семьи Ларк, которые имеют право голосовать, будут, разумеется, поддерживать кандидатуру шерифа Белла.
Конечно же, ее поддержка в итоге оказалась совсем не нужна. Все только и говорили, как ловко шерифу удалось сорвать побег преступников из тюрьмы, какое невероятное чувство испытали те, что, стоя на улице, стали свидетелями события, в которое даже их внуки вряд ли смогут поверить. Черт побери, вот это был успех! Почти каждый избирательный бюллетень был подан за Харлана, и даже ампутация ноги не смогла помочь Мак Колуэллу вернуть симпатии избирателей, так что его соревнование с противником было безнадежно проиграно и даже отдаленно спортивным не выглядело.
Однако в «Горне Эш-Ривер» появилась заметка, где были приведены высказывания Норы по поводу выборов, и это привело к одной из самых ожесточенных и продолжительных ее ссор с Эмметом.
– Ты во всеуслышание объявила, за кого я намерен голосовать! – кричал Эммет. – Да еще и пообещала, что мы непременно отдадим свои голоса за этого вульгарного наемного детектива, прислуживающего скотоводам!
– Он не наемный детектив, а представитель закона!
– А ты, Нора, имеешь хоть какое-то представление, скольких людей, если брать все Территории в целом, он отправил на виселицу?
– Это просто чушь, состряпанная его противниками.
– А ты знаешь, как его называют в Техасе?
– Шериф Белл, полагаю.
– Нет, моя дорогая, его там называют Харлан Кнелл.
– Какого черта, Эммет! Тебе никто не мешает войти в кабинку и проголосовать, как тебе самому нравится! И никто ничего не узнает!
Но Эммет не пожелал делать из нее лгунью. Так что в ноябре ему пришлось предстать перед фотографами Эш-Ривер, улыбаясь во весь рот, и мгновение его решительного признания в том, что он голосовал за шерифа Харлана Белла, было увековечено и помещено в чужой газете. Теперь эта фотография висела над кассовым аппаратом в Торговом центре – рядом с той, на которой были запечатлены Меррион Крейс и Уайт Ирп, – и долгое время служила для Эммета болезненным, незаживающим оскорблением.
* * *
Последние хлопья жирной пены все еще оставались у Харлана на лице.
– Ну, и как это выглядит? – поинтересовался он.
– Пожалуй, немного получше, – сказала Нора. – Но ведь и я не волшебница.
Он ощупал оголившийся подбородок, а потом накрыл своей рукой ее руку, лежавшую у него на плече. Десять лет назад этот жест был бы полон тайны, которую так хотелось бы разгадать, желанный жест, приглашение приходить снова. Такие прикосновения он без конца вспоминал бы во время своих частых отъездов. Но теперь все было не так – совсем не так. Теперь они были друзьями, только друзьями. Они не причинили друг другу вреда, они по-прежнему остались друг для друга хранителями самых глубоких тайн, они никого не предали, не ранили ни тех, кто с ними рядом, ни друг друга. Иногда Нора воспринимала Харлана как товарища по оружию, с которым решила никогда не говорить о том, какой бедой грозило им то роковое сражение, в котором они оба принимали участие. Им было достаточно и того, что теперь они могли проявить даже определенную сентиментальность, вспоминая невысказанную правду о своих былых отношениях. И если сейчас визиты Харлана к ней стали более редкими, то они стали и менее чреватыми катастрофой. И если теперь они садились за кухонный стол на куда большем расстоянии друг от друга, чем когда-то, это уже не ощущалось обоими как некое насильственное разделение. А когда Харлан говорил о своей жене – с которой он, кстати, совершенно не намерен был воссоединяться, хоть они и остановились буквально в шаге от развода, поскольку пришлось учитывать его нынешнее официальное положение, – Норе отнюдь не казалось, будто ее все время окунают в ледяную воду. Ну а если у нее по коже и пробегали мурашки, когда Харлан к ней прикасался, что ж, это была всего лишь память плоти.
Именно поэтому ей показалось странным, что его рука вдруг скользнула вниз и коснулась ее колена. Определенно весь мир сегодня сошел с ума!
– Что это на тебя вдруг нашло?
– Нора, – сказал он, – выслушай меня!
У него был такой вид, словно он вот-вот заплачет.
– Господи, Харлан, в чем дело?
– Просто выслушай меня.
* * *
Откуда-то из дальнего конца коридора послышался противный скрип древнего инвалидного кресла. Нора опустила зеркало. Харлан уже вытирал лицо, когда из-за угла появились Тоби с бабушкой. Мальчик подвез старушку к окну, где было прохладней, а сам уселся напротив Харлана, с подозрением на него поглядывая. Харлан, которому удалось временно одержать победу над теми неясными чувствами, что бушевали у него внутри, улыбнулся Тоби своей обычной, хотя, пожалуй, и не слишком убедительной улыбкой.
– Почему вы не поехали в Кумберленд, чтобы узнать, не там ли мой папа? – тут же набросился на него Тоби.
– У нас людей не хватает, – стал оправдываться Харлан. – Мы и так его уже повсюду искали.
– Ну, вы-то сейчас здесь, – презрительно заметил Тоби, – и, по-моему, даже не думаете его искать.
Некий мощный звук – то ли храп, то ли фырканье – донесся вдруг из глубин инвалидного кресла, и, как оказалось, сама бабушка была этим удивлена ничуть не меньше всех остальных. Ее взгляд как-то судорожно метался от Тоби к Норе, с Норы на Харлана.
– Сейчас уже почти стемнело, – сказал Харлан. – Не все же так хорошо ориентируются в темноте, как твой папа.
Тоби опустил глаза и грустно вздохнул:
– В темноте вообще всем плохо. Особенно когда рядом чудовище.
– Какое еще чудовище?
Тоби быстро глянул на мать и тут же все выложил: следы чудовища он впервые заметил на старой ферме Флоресов, когда охотился на куропаток, и это очень-очень странные следы – «Вам и Джози может это подтвердить!» – и Тоби, выложив на стол рядышком оба своих кулачка, продемонстрировал Харлану, какого примерно размера были следы.
Воспользовавшись тем, что Тоби на время умолк, чтобы перевести дыхание, Харлан поспешно заметил:
