Город восстанавливался. Лишь места гибели его собратьев он оставил в память о них и их подвиге неизменными. Да во внутреннем дворе Башни теперь находятся могилы всех его защитников и груда костей сектантов в качестве подношения. Глава клана не одобрил бы это. Но Миррат знал, что он погиб. Рассыпался прахом, как миллионы тех, кто ушёл Путями в Столицу, переложив на Стражей бремя сражений. Дух не знал, кто посоветовал Императору объявить сбор подданных в самом защищенном месте империи. Это звучало здраво в те дни, но стало ошибкой, за которую теперь и ответить некому. Разве что праху Столицы.
Спустя десятилетия он даже принял тех, кто называл себя Наследниками, впервые после того, как очнулся от забытья не убив непрошенных гостей Миражного. Потомки побочных линий семей и кланов, жившие в разных Поясах, владевшие крохами знаний и сумевших добраться до ключей императорской семьи. Миррат не мог не признать, что вёл их человек умный, знавший самую суть уложений погибшей в огне Империи, выбравший верный путь. Дух даже допускал мысль, что Император мог предполагать худшее и Вилор на самом деле один из его потомков, получивший знания предка. Слишком уж талантлив он оказался для дальнего Третьего столичного, слишком много он знал, слишком верно себя вёл, слишком правильно говорил.
Что ж, Миррат был этому только рад, восприняв дело Вилора как повторение его усилий по восстановлению Миражного. Он принял новые правила, принёс присягу новой Возрождённой Империи. Но Миражный в его глазах оставался важнее любых планов тех, кто теперь ходил по землям Империи Сынов Неба. И он никому не позволит разрушать его город. Не проходило и десятка лет, как обязательно находился умник, не слушавший мудрость старших, выживших в городе, и разрушал то, что он восстанавливал уже триста лет. Такие глупцы навсегда оставались в Миражном, становясь удобрением в его парках. Но и остальным, тем кто пришёл с глупцами, он не позволит и дальше оставаться в своем городе.
Миррат сотни лет жалел о том, что он единственный из всех духов города мог свободно по нему передвигаться, и остальные мало чем могли помочь ему в трудах по восстановлению Миражного. Сегодня он впервые радовался этому, заблокировав массив духовной связи. Потому как мог себе представить, что устроила бы эта девчонка, не бывшая никогда бойцом, но сумевшая отстоять Павильон, если бы добралась до него лично. Но он справедлив. Не его вина, что парень пришёл вместе с этим дураком. Не его вина, что парень не использовал предоставленный ему шанс и не остался с семьёй в городе. Это его выбор. Неплохой выбор, потому что верность в числе лучших доблестей идущего. Он обещал Каори, что даст ему прямой путь через границы переносов, и он выполнит это обещание несмотря ни на что. Дальше всё в руках Неба. Выживет в поисках силы и знаний, значит он, Миррат был неправ. Погибнет, значит такова воля Неба. Дух пристально следил за чужаками в Зале Стражи, видел и последнюю схватку, слышал презрительные слова. Он мог понять горячего юношу, на его глазах выросли десятки таких младших клана, но не мог простить гостю разрушенного. В этом его вина, ведь именно он провёл всех этих людей, а значит и он заслуживает наказания.
***
Справа мелькнула сухая, мёртвая изгородь и Риквил тут же выкрикнул:
— Туда!
Два Воина проломились через заросли, скользнули наискось через поместье. Мужчина вскинул меч, отправляя вперёд десятки его копий, рассекая живую изгородь следующего поместья, вкладывая в технику достаточно духовной силы, чтобы на несколько мгновений пробить формации. Рванулся вперёд, в брешь, но дикий крик из-за спины заставил его, не рассуждая броситься в сторону, перекатившись по сухой высокой траве. На ноги он поднялся, озираясь в поисках настигших их Зверей:
— Что?!
— Всё, — тихо выдохнула Таори и опустилась на землю, — это ловушка.
Риквил огляделся снова, на этот раз не в поисках мелькнувшей туши одного из преследователей, а оценивая место, куда они попали. Всё оказалось так, как он и рассчитывал: мёртвое поместье, которое примыкало к такому же малому, но целому. Оно должно было позволить оторваться от зверей, сократить путь к неизменяемому перекрёстку, спасти их, давая время на рывок сквозь миражи. И он по-прежнему не ощущал опасности от его границ. Снова отправил вперёд вихрь стали, внимательно вглядываясь в пространство и холодея, ощущая, как выветриваются из него остатки хмеля.
Его, использовавшего любимую технику тысячи раз, не обманул теперь танец рассечённых листьев, открывавший проход для бегства. Это мираж, мираж, которого здесь быть не могло, мираж, прикрывающий действительность, выдающий себя фиолетовым отблеском, когда его границу рассекают призрачные Мечи Ветра. Вокруг на самом деле ловушка хозяина города и Зверям незачем гнать их дальше.
Всё оказалось зря. Он может и сумел осложнить жизнь щенку, но втянул в это дело не только собратьев-ватажников, но даже жену. Стоило ли оно того? Утром, когда он снова достал вино, припрятанное, чтобы вместе с Таори отметить выход из Миражного и путь к новой жизни, ему казалось это отличной идеей — отлучиться на полдня, нарушить приказ первого брата, увлёкшегося заигрыванием со щенком, достать свитки формаций из поместья, что заложил основу силы семьи Барит, утереть нос сопляку.
Казалось бы, что он ему? Но нет. То что началось как игра, которую он, рука главы совершал не один раз в переговорах с купцами, орденцами, ватажниками, незаметно стало чем-то большим, чем приказ. Стало чем-то личным. Таори думала, что это случилось после того, как щенок унизил его, использовав артефакт сектантов и заставив ползать от страха на глазах всех Волков. Он кивал на её утешения, ухмылялся над солёными шутками собратьев, что советовали забыть.
Но на самом деле знал, что всё началось тогда, когда он увидел Леграда в первый раз в своём лагере. Когда понял, что этот сопляк заставит измениться всю его жизнь. Это Мириот мог утешаться тем, что на землях Второго они всегда сумеют найти свой кусок хлеба. Риквил не хотел обходиться одним этим куском. И остаться без Таори тоже не мог. А первый брат приказал проверить Леграда, слишком уж талантливого, чтобы быть ничейным. И день за днём в этой игре всё меньше оставалось самой игры и всё больше становилось правды.
Таори, той девчонке, что пришла к Мириоту и бросила ему вызов, он поддался. И долгие годы считал, что по-прежнему второй по силе среди Волков. Вот только сопляк сходился в поединках со всеми. И он сам видел, что Таори ему ещё не по зубам. А это значило, что он, Риквил и впрямь давно уперся в потолок своего таланта. Таори росла все эти годы, а он нет. Если быть честным, не потому ли он занялся делами второго лагеря, уговорив первого брата, что давно понял это? Не потому ли ушёл в поместье, что это оставалось его единственным шансом блеснуть не талантом бойца, а талантом ремесленника?
Жажда отыграться, хотя бы в своих глазах затуманила хмельную голову, заставила переступить сначала через приказ Мириота, а затем и через совет основателя, который наставлял довольствоваться малым в Миражном. Всё шло отлично, артефакты, подготовленные ватагой на все случаи, позволили обойти ловушки поместья, усыпить его охрану. Всё шло отлично. Но купленные у слуг Барит знания оказались неполными. Нужен был ещё и амулет для голема, что до последнего мига притворялся статуей. И тогда он впервые нарушил один из запретов основателя, не бросив добытое, а вступив в сражение. Ведь оживший голем казался таким старым и слабым. Но он по-прежнему оставался творением Древних, и Риквил проиграл. Проиграл, бросился бежать и нарушил другой запрет, выбив окно. Шаг за шагом, ошибка за ошибкой, он сам разрушил свою жизнь.
