– Выбрали тебя?
– Ну конечно. Сперва меня избили – видите рубцы и синяки?.. Потом загнали в клетку, будто козла. Но боги уберегли меня прошлой ночью. Пока все пировали, плясали и пели свои богохульные песни, я убежал. Улизнул и скрылся в дюнах. Следил, как они рубят канаты и отплывают, бросив меня на сердечную милость твоих славных воинов.
– Что ж, – произнес Приам. – Вот так сказанье.
– «Сказанье» и есть! – выла Кассандра. – Сказки. Вранье. Вранье, хитроумно обернутое правдой. Убейте его и сожгите коня!
– Одного нельзя отрицать, отец, – молвил Деифоб, глядя на Синона сверху вниз. – О вражде между этим человеком и его сородичем Одиссеем хорошо известно.
– Верно, владыка, – встрял начальник стражи. – Мы все слыхали об их распрях.
– И я их слыхал, – сказал Антенор. – Кажется, у них общий дед Автолик, сын божественного Гермеса. Но всем ведомо, что сроду они не выносят друг друга. Долетали до меня и слухи о заговоре против Паламеда. Все сходится. Я верю этому бедолаге.
– Верю и я, – сказал Приам.
– Мне все равно, верите или нет, – молвил Синон. – Мне, клясть его, все одно.
– Обращаться к царю будешь с уважением, – рявкнул начальник стражи, пиная Синона так крепко, что тот сложился от боли пополам.
– А этот конь, – сказал Деифоб, вскидывая взгляд. – Думаешь, Афина приняла его и дала проклятым данайцам благополучно плыть домой?
– Ой, этот конь – благословение и защита, все верно, – просипел Синон, держась за бока. – Но лукавый пройдоха подстроил, чтоб вам не извлечь из него выгоды.
– Как это?
– Велел строителю Эпею Фокийцу сотворить коня так, чтоб не прошел он даже в самые высокие ваши ворота. Трое не пасть никогда, если этот конь окажется внутри, но вы его туда не втащите! – Синон вновь сипло закашлялся. – Тут он вас обставил как следует!
– Хм. – Деифоб нахмурился. – Что ж, ничто не помешает нам разобрать его, пронести по частям и собрать внутри города?
– Это он тоже учел. Видите, как деревянные планки лежат внахлест и стыкуются? Эпей продумал сцепить их так хитро друг с дружкой, что вам придется сломать всю постройку. Афина тогда превратит благословение в проклятие, а? Не выношу Одиссея… тьфу!.. Всем сердцем, душою и потрохами, но надо отдать ему должное. Может, Агамемнон собирается вернуться через год-другой с армией покрупнее. Нельзя им рисковать тем, чтоб вы могли обезопасить Трою защитой этого заговоренного коня, верно же?
Безумное злорадное хихиканье Синона вынудило начальника стражи зверски ударить пленного по лицу. Приам уже собрался вновь одернуть служивого, как послышался еще один хрип. Лаокоон оправился после своего припадка. Опираясь на сыновей, он шатко встал на ноги и обратился к Приаму:
– Молю тебя, великий царь. Не дай себя обмануть. Это все часть греческого коварства. Они хотят, чтобы ты ввел коня в город. Владыка Аполлон говорит со мной, повелитель, тебе ведомо, что это так. Заклинаю тебя… заклинаю…
Голос его вновь затих: Приам и вся свита вперились в него в немом ужасе. Вернее – во что-то позади него. Лаокоон недоумевал. Позади него одно лишь море. Обернулся он – но поздно.
Из волн ринулась на него пара громадных морских змеев. Сыновей Лаокоона Антифанта и Фимбрея уже стиснули их исполинские кольца. Еще два обвились вокруг Лаокоона.
Оцепенев, троянцы наблюдали, как змеи утаскивают всех троих, вопивших и вырывавшихся, в море. Люди исчезли в волнах – в пенной буре молящих, протянутых рук. Все нападение длилось считаные мгновения.
– Вот как боги велят замолчать сомневающимся! – воскликнул с диким смехом Деифоб. – Отец, мы можем ввести коня в Трою и защитить наш город и наш народ навсегда.
– Как?
– Просто. Снимем ворота с самого широкого прохода в стенах – Скейского, стало быть, – затем разберем стены вокруг и над ними! Как раз настолько, чтобы протиснулся конь. Сразу следом можем заделать брешь и быстро восстановить ворота в их прежней славе. О отец, неужели не видишь ты? Нам все удалось, удалось! Мы победили!
Деифоб выплясывал вокруг отца, словно пятилетний ребенок. Вскоре заплясали и прочие троянцы. И вот уж летали вести от коня к городу и обратно – и половина Трои высыпала на равнину.
Шею коня оплели гирляндами из лавра и полевых цветов. К голеням передних ног и к шее привязали веревки. Трубы, дудки и барабаны сопровождали плясавших троянцев, и с безумной радостью повлекли они коня с берега по равнине на главный мост через Скамандр и к Скейским воротам.
Если кто и заметил, как Синон ускользнул обратно в дюны, никто не озаботился его догонять. Он своей цели послужил, вреда от него не будет.
Чрево чудовища
Из того, что происходило, Одиссей разобрал кое-что, но не все. Когда шум внешнего мира достигал их ушей, отдельные звуки сливались в приглушенный гул, в котором внятно расслышать слова было едва ли возможно.
Внутри коня было жарко, темно и мучительно тесно. Их было тридцать человек, притиснутых друг к другу, как оливки в кувшине. Отверстия и воздуховоды Эпея действовали, однако внутрь воздух проникал спертым и отдавал древесиной и смолой.
Когда Лаокоон шлепнул мечом по дереву рядом с головой Одиссея, внезапное потрясение застало того совершенно врасплох. Одиссей чуть не соскользнул с узкой деревянной скамейки, которую делил еще с девятью воинами. Две другие скамьи выдерживали еще два десятка добровольцев; как и Одиссей, они изо всех сил старались не чихать, не кашлять, не пукать, не возиться и не елозить.
Насколько Одиссей мог судить, Синону его роль пока что давалась чудесно. Удалось расслышать отголоски того, как из Синона выбивают историю Паламеда, – в точности так, как они ее репетировали. Слышал Одиссей этот жалобный тон, эту неимоверно убедительную вздорную брезгливость и отвращение в голосе у сородича. Убедительную, потому что Синон взаправду ненавидел Одиссея. Даже притворяться не понадобилось. Хулу он копил и обиду таил долгие годы. Теперь можно было излить весь этот яд.
Затем произошло нечто странное и необъяснимое. Несусветный визг, словно от какого-то жуткого демонического существа, а следом – надсадные человеческие крики и напряженная тишина. Уж не ополчились ли они вдруг на Синона? А ну как пытают его?
Но нет, дальше послышался смех. Смех и музыка. Внезапно вся махина, в чьем нутре сидели Одиссей и прочие, резко дернулась. Лишь стремительно вскинутая рука юного АНТИКЛА, сидевшего рядом, удержала Одиссея и не дала ему слететь со скамейки. Он беззвучно поблагодарил соседа. Если б рухнул он на тайную дверку внизу – мог выпасть из брюха наружу и приземлиться прямо в толпу троянцев, сломав себе спину. Даже грохота его падения хватило бы, чтоб все испортить.
За зверским рывком последовали тряска и движение. Коня явно перемещали. Троянцы пели и звенели цимбалами – и волокли коня по земле, никаких сомнений.
