Он, бедняга, не задал ей ни единого вопроса. Она просто говорила, что идет к другу, почти побуждая мужа к ревности. Однако Роберт принимал ее слова без возражений.
Розмари дала один из запасных ключей мне, второй — Заку и отправилась домой. Это была долгая ночь, так что она собиралась принять душ и поспать. У меня же сна не было ни в одном глазу. Целый час я пытался разговорить Элейн, но она лишь плакала, скорчившись на диване и закрыв лицо руками. Я понял, что ничего не добьюсь, поэтому сел играть в шахматы сам с собой (правая рука против левой), выпил бутылку красного вина, оставленную Заком, и попытался разобраться в том, что случилось этой ночью.
Мне хотелось найти логическое объяснение. Элейн не умерла, просто была без сознания. Инспектор Тернер не расслышал ее сердцебиения под плотным пальто. Наверное, вас удивляет мое нежелание верить своим глазам — ведь я уже видел столько ужасных чудес и должен был привыкнуть. Но я не привык. Я по-прежнему надеялся очнуться от кошмара и возродить свой оптимизм — доказать, что все объяснимо. Может быть, я сошел с ума или смертельно заболел? Может быть, опухоль мозга рождает галлюцинации? Мысль о смерти уже не пугала меня. Гораздо больше пугала мысль о жизни — о жизни особого рода. Я не мог думать об этом без содрогания.
Но то, как просто все произошло, убедило меня в реальности случившегося. Если бы я придумал это воскрешение, мое воображение выстроило бы сложную сцену: ритуалы, заклинания, магия, наука, — все, что угодно, только не унылая обыденность чудовищного акта. Даже анализировать было нечего. Я мог поверить в чудовище Франкенштейна, оживленное посредством науки, в тайные амулеты и магические зелья, заклятия тайной власти и священные знаки, но только не в это. Мой разум бунтовал.
Наконец, отчаявшись заснуть или успокоиться, я решил прогуляться, чтобы ночной воздух охладил мою голову. Я сознавал, что последствия бойни в полицейском участке наверняка уже обнаружены, но не волновался об этом: все равно, арестуют меня или нет. Взял пальто и шляпу, вышел и запер за собой дверь. На лестнице и на улице никого не было — слишком рано, хотя на горизонте показалась тонкая полоска зари. Я собирался перейти улицу и направиться к реке, когда уловил чуть заметное движение в нише у боковой стены здания, где стояли мусорные баки. Сердце дрогнуло, но я решил, что это собака ищет объедки. В следующий миг стало ясно: среди баков кто-то прячется и он явно крупнее собаки. Я подошел ближе, всматриваясь в темноту. Незнакомец вжался в кирпичную нишу, словно пытался пройти сквозь стену. Это был мужчина.
— Эй! — позвал я. — Кто вы? Выходите.
С его губ сорвался еле слышный звук — что-то вроде бессловесной мольбы.
— Выходите!
Подстрекаемый любопытством, я сделал еще шаг и увидел, как мужчина воздел руки в умоляющем жесте.
— Не трогайте меня, — прошептал он.
Голос показался мне знакомым, и я вгляделся в этого человека.
— Кто вы?
Он повернулся ко мне. Лицо его было бледным, одежда грязная и измятая. Секунду я моргал, не в состоянии соединить имя со знакомым лицом, а потом отшатнулся, хотя этот человек явно не мог причинить мне никакого вреда.
— Тернер! — воскликнул я, и он съежился.
Ледяная бесстрастная маска инспектора была безжалостно сорвана, лицевые мышцы беспорядочно подергивались. Он находился в состоянии сильного шока.
— Я не сделаю вам ничего дурного, — заверил я и протянул руку.
Тернер отпрянул со слабым криком, но я придвинулся к нему.
— Я не причиню вам вреда, — повторил я, доставая из кармана фляжку. Встряхнул ее — осталось не меньше половины. — Вот, выпейте. Это виски.
Грязная рука ударила меня по предплечью, отодвигая фляжку, но я силой прижал горлышко к его губам. Тернер глотал с шумом, словно пес, а затем тихо всхлипнул.
— Я шел за вами, — почти неслышно выдавил он. — Не знал, куда еще идти.
Он замолчал, а я использовал его собственный прием, выжидая, что еще он скажет.
— Что вы видели? — спросил я наконец.
— Я пошел в туалет. Кто-то постучал в дверь. Хиггинс ответил. Это была девушка. Он впустил ее… О боже!
— Вы видели ее, — сказал я. — Видели Розмари.
— Розмари… Я никогда не думал…
— Что еще вы видели?
— Она вошла, — шепотом продолжил он. — А за ней остальные. Я прятался…
Он издал жалобный протяжный стон.
— Что еще вы видели? — Я не хотел мучить его, но мне нужно было узнать.
— Она прошла в морг… и я слышал, как она сказала: «Элейн». И все.
— Она больше ничего не сказала? Только имя?
Я едва мог поверить в такую простоту. Именно так Христос воскресил Лазаря. «Встань и иди». Лучше бы не было таких чудес.
— Тернер, послушайте, — произнес я. — Мне нужно поговорить с вами.
Он смотрел на меня широко раскрытыми глазами.
— Знаете, я не верил вам, — сказал он. — Думал, вы лжете или сошли с ума. Я был так самоуверен…
— Послушайте, — настаивал я. — Я знаю одно место. Там безопасно. Хочу отвести вас туда. Хочу поговорить с вами. — Я понизил голос. — Мне нужна ваша помощь.
Он снова вгляделся в меня.
— Помощь?
— Совершенно верно, — подтвердил я. — Там безопасно. Там вы сможете поспать.
Я не знал, в состоянии ли он хоть чем-то помочь. И все же решил: даже если инспектор тронулся, от него будет польза. От здравого смысла не было никакого прока — значит, нужно безумие.
— Вы поможете мне, — сказал я Тернеру. Обхватил его за плечи и поднял на ноги. — Мы убьем Розмари.
Я устроил инспектора в заброшенном доме на самой окраине Гранчестера и три дня ухаживал за ним. Он был в состоянии шока после пережитого ужаса, но постепенно приходил в себя. Мы почти подружились. Я отправлялся к нему, как только остальные засыпали, приносил еду, одежду, вино. Самое главное — я с ним говорил. Объяснил, что я собираюсь сделать, — уже не для себя, а ради спасения малой частицы человеческого, еще оставшейся во мне. У Тернера недолгие моменты здравомыслия чередовались с длительными периодами мании, что сильно напоминало мое собственное состояние в первые мрачные дни голода.
Когда меня настигала «маленькая смерть», я выходил на улицы, охотился в одиночку или шел к Элейн за остатками добычи, но никогда не включался в игру вместе с остальными. Во-первых, я слишком боялся полиции, объявившей розыск в масштабах страны после «трагедии в кембриджском полицейском участке». Из Лондона были присланы сотни полицейских, с десяти часов вечера по городу ходили ночные патрули, останавливали и допрашивали прохожих. Фактически действовал комендантский час, хотя Лэмб из Скотленд-Ярда заявил, что убийства, скорей всего, были делом рук сумасшедшего. А пока полиция изучала слухи и ложные следы, мы с Тернером вели лихорадочные разговоры. Нас точно можно было принять за сумасшедших. Я высказал все свои открытия и теории, каждую свою мысль.
