Совсем ничего. Пусто, как в Бездне.
«Вот тебе и блюдо, которое подают холодным, – подумала она. – Столько разговоров, а в итоге вместо блюда – бурда какая-то».
– На фиг в сердце-то? – Дальгор нарушил затяжное молчание. – Вампира же хотели делать! Я уже и подпись супруги получил, что тело ей без надобности…
– Не будет с него вампира, – возразила Киара, обтерев нож о рукав покойника. – Подожди минутку, сам увидишь.
Коммандеру хватило и двадцати секунд, чтобы воскликнуть изумленно и негодующе:
– Он разлагается!
– Он разлагается, – кивнула она. – И теперь-то я убедилась во всем, в чем было нужно. Он был мертв с тех самых пор, как Элрисса его поработила.
– Что?.. Блэр, объяснись!
– Объяснюсь, если архимаг Джердис разрешит. А он не разрешит. Возможно, после того, как… все будет кончено.
Дальгор глубоко вдохнул, явственно стараясь усмирить гнев.
– Когда?
– Завтра, – помедлив, обронила Киара и направилась к выходу. – Закончите тут без меня. Я… мне нужно уйти.
– Киара…
– Тело отдайте Кариму поиграться. Он оценит.
– Киара, а ну стой!
– Завтра, – прежде чем прикрыть дверь, повторила она.
Завтра ее не станет.
И кто бы знал, как это жутко, как до Бездны пугающе – скрупулезно, с точностью до секунды спланировать собственную смерть.
⁂
Лгать себе Марк не любил с самого детства. Ровно с тех пор, как накануне собственного пятилетия увидел мать, перепачканную в чужой крови. Тогда он не слишком понимал, что происходит, – для этого понадобился разговор с Гленной спустя два года. Деликатности в ней не было ни на серебрушку, в выражениях якобы благовоспитанная леди тоже не стеснялась. Она быстро донесла, какой опасной тварью была его мать и где ей предстоит вертеться на том свете. После тех слов Марк должен был возненавидеть мачеху, продолжая лелеять в своих фантазиях образ Элриссы – красивой, сильной и очень любящей его. В конце концов, он и впрямь скучал по ней, тосковал и подолгу читал оставшиеся от нее книги по некромантии, даже выучил шафрийский. Но ни на минуту не забывал о том, скольких людей извела Элрисса аз-Саадат. И ни разу не пожелал, чтобы она вернулась к жизни. Равно как не желал и хорошего посмертия – верить в спасение ее души было бы самым настоящим самообманом.
Зато сейчас он только и делал, что врал самому себе. О том, что не желает больше видеться с Киарой Блэр, выяснять с ней отношения, принимать участие в ее авантюрах, да и думать о ней в принципе.
Получалось, откровенно говоря, не очень.
Стоило бы утопить мысли о ней в каком-нибудь крепком пойле, как сделал бы любой приличный боевик на его месте. Или спустить пар в драке, как сделала бы Эстер. (Вариант повеселиться в борделе теперь и не рассматривался – даже не будь дурацкого Проклятья демонов, разве захочешь другую женщину после этой неблагой оторвы?) Но вместо всего этого Марк старательно делал вид, что в его шкафу нет девичьих платьев, а подушки не пахнут мятой и вереском. И что начищать табельный клинок, который давно пора было сдать, уже чуть ли не в сотый раз за эти три дня – абсолютно нормально.
А ведь он всего лишь хотел донести до этой упрямой, бессердечной некромантки, что боится за нее до ужаса. Что не хочет думать о том, как железный клинок вонзится в ее сердце и тогда уж точно не стоит надеяться на поход в храм и счастливую совместную жизнь. Вообще ни на что нельзя будет надеяться, и от этой мысли бросало в дрожь – такую сильную, что из рук бывалого боевого мага валилось все, а непокорная магия не реагировала на попытки ее усмирить.
Во время сегодняшнего патруля (бессмысленного, как и ссора с Киарой) на него косился даже Фалько и всячески старался спровадить домой. Разумеется, был послан по очень далекому и нецензурному адресу и чуть не получил молнией в морду – оставаться дома одному еще страшнее, чем представлять в красках смерть любимой женщины.
За тяжелыми мыслями Марк не сразу услышал стук в дверь. Понял, что кто-то очень сильно хочет войти, когда меланхоличный Генри вдруг подорвался со своего драгоценного дивана и поспешил к двери. Марк подскочил вслед за ним, в самой глубине души надеясь, что вернулась Киара. Его Киара, которая передумала умирать и нашла еще пару сотен способов, чтобы извести лича с лицом его матери.
Разумеется, ничего подобного не случилось – за дверью обнаружился Хейдар, закативший глаза, едва взглянув на него.
– Ну и чем ты тут занимаешься? – еще стоя за порогом, поинтересовался он.
– Убираюсь, – огрызнулся Марк, прежде чем пропустить его в дом.
– Что, и полы помыл? – хмыкнул Хейд, прежде чем наклониться к переминающемуся с лапы на лапу псу.
– Ага, всю ночь натирал. Чем еще заняться брошенному коварной некроманткой боевику? Есть хочешь?
Хейдар в ответ всучил ему в руки пакет с чем-то весьма аппетитно пахнущим. И парой бутылок, перестукивающихся между собой, – видно, слухи об их ссоре дошли до друга, а что, как не алкоголь, лучше всего отвлекает от опереточных страданий? Но пить Марку совсем не хотелось – не покидало ощущение грядущей беды, отчего хотелось влить в себя целый котел Данкиного успокоительного чая.
– Да, дружище, видок у тебя… Прямо скажем – у мертвяков морды веселее.
– Можешь попытаться рассказать мне анекдот, – пожал плечами Марк, усаживаясь на ковер возле дивана, безраздельно принадлежащего Генри. Судя по выражению морды, свою собственность сегодня он не уступит даже Хейду.
– Лучше я тебя напою и вытяну всю эту душещипательную историю. – Хейдар уселся рядом и достал из бумажного пакета одну из двух бутылок с виски.
– О да, куда уж душещипательнее – твоя девушка собирается помирать, а ты сидишь в своей лачуге, развлекая пса.
Марк призвал стаканы и сам плеснул в них янтарной жидкости. Выпил совсем немного, и то потому, что Хейд смотрел уж слишком осуждающе – где это видано, чтобы боевик страдал по женщине на трезвую голову?
В отличие от него, Хейдар осушил свой стакан практически залпом.
– Неужели Блэр не выдержала мысли, что ее свекром станет Альфард Эйнтхартен?
– Хреновая шутка, Хейд, – мрачно отозвался Марк, усилием воли заставляя вспыхнувшие было искры на ладони погаснуть.
– Тогда рассказывай, Эйнтхартен.
На этот раз одним глотком Марк не отделался – выпил залпом, ощущая, как горит от крепости горло, а на язык тут же просится все, что хочется высказать. И плевать, что все эти страдания, эмоции и романтичные страсти – совсем не то, к чему он привык. Просто любить Киару легко, а вот говорить об этом хоть кому-то – невыносимо. Как и про гребаное Проклятье демонов, которое он умудрился подхватить как заразную болезнь из-за пары лишних капель крови.
Вышло сумбурно, глупо и истерично – а как иначе расскажешь о безумном плане Киары Блэр? Что в любую минуту в ее сердце мог вонзиться железный нож? Или что ему светит напрочь съехавшая крыша, если та вдруг не оживет? Представлять такое страшно, но Марк и не считал себя оптимистом. Куда проще заранее подготовиться к самому дерьмовому варианту из всех, чем потом искать, в кого пустить огненный шар.
