– Гренвудская дрянь? Как низко пали имперцы!.. – словно сквозь толщу воды, услышал Марк ее голос. – Даже с этой штукой тебе не победить меня, Мараддир!
– Я попробую.
Вокруг ладони заплясали искры – яркие, обжигающие кожу даже несмотря на защиту Эрдланга. На второй Небесный огонь его уже не хватит, а вот одарить нежить десятком шаровых молний…
…увы, откатом его накрыло после первых двух. Хотелось заорать – от обжигающей боли скрутило все тело. Не в силах держаться на ногах, Марк упал, больно ссадив колени о брусчатку. Оставаться в сознании казалось непосильной задачей – в голове стоял жуткий звон, перед глазами поплыло. Он перестал понимать, где находится. Кажется, даже отключился на какое-то время. Потому что следующее, что он увидел, – это архимагов, спешащих к Элриссе и вовсю разбрасывающихся убойными заклятьями.
Повсюду мелькали разноцветные вспышки заклинаний, в небе громыхало, земля содрогалась. То ли от устроенного кем-то землетрясения, то ли от мощной магии. Марк видел, что тварь могла только отбиваться – Небесный огонь изрядно ослабил ее.
Где-то за спиной послышалось знакомое рычание вендиго, а над головой – пронзительный крик, как если бы там пролетала огромная птица. Посмотреть наверх казалось непосильной задачей, но Марк догадался и так – костяной дракон. Дело рук Киары Блэр.
Элрисса наверняка предвкушающе улыбнулась. Представляла, как присвоит жутких тварей себе и отправит их по души архимагов. Пока же она выплеснула на противников волну сырой магии. Амулет на груди дернулся и опалил так, что захотелось его сорвать.
От ужасающего количества некромагической энергии стоило бы бежать. Но Марк не мог подняться на ноги. Он с трудом привстал на одно колено и вскинул руки – к Элриссе он был ближе всех. Нельзя упускать такой шанс.
«Придется тебе обломаться, мамочка».
Прежде чем закашляться собственной кровью, он успел сотворить еще три мерцающих сгустка. Кажется, за спиной кто-то пронзительно закричал, но Марк уже не слышал. Его занимал лич, корчащийся и изуродованный, но регенерирующий со страшной скоростью.
И еще – по-летнему яркое солнце, что медленно поднималось над крышами уцелевших домов.
– Рассвет, – тихо прошептал он. – Еще немного… и рассвет…
Перед глазами мелькнули светлые волосы, чья-то холодная рука выдернула резонатор из предплечья, а такой знакомый голос зло прошипел на ухо:
– Бесишь, Эйнтхартен!
⁂
Ее смерть была с видом на Вересковый фьорд.
Можно подумать, что это и есть ее родная деревня. Но не было слышно ни холодного моря, ни истеричных чаек; вереск не шелестел на ветру, и над цветущей пустошью не гудели надоедливые насекомые. Солнце не грело кожу, а лиловатые цветы пахли не цветами, но душистым мылом.
«Все это нереально», – твердил въедливый ум Киары Блэр. Но она отмахнулась от этого зануды, плюхнулась на желтоватую траву и с завидным пофигизмом плела веночек из вереска и красновато-сиреневых цветов эрики. Когда-то малышка Мирейя радовалась этим венкам, словно какой-нибудь алмазной тиаре… Хотя, конечно, полевые цветочки очень блекло смотрелись в ее волосах – густо-красных, как рубины, ярко сияющих на солнце и очевидно выдающих нелюдскую кровь…
Она помнила, что обещала кому-то вернуться. Помнила зелень чужих глаз и крепко обнимающие руки, тихий голос у самых губ. Он не говорил «люблю», но что-то очень похожее.
Не будь покой таким долгожданным, Киара хотела бы вернуться к тому человеку.
Умиротворяющая тишина изредка прерывалась невнятным эхом голосов. Различить их было сложно, но можно… Киаре, однако, не хотелось. Все, чего она желала, – сохранить это спокойствие, кристально-чистое, как вода в озере Лах-Эрн, и плести веночки, пока на этом клятом верещатнике не закончатся цветы…
Да не тут-то было.
«Облом», – флегматично постановила Киара, когда из утопического мира веночков ее вышибло, будто пинком, в собственное тело. Холодное и мертвое, между прочим. Гул голосов усиливался до тех пор, пока она не начала различать отдельные отрывки фраз. И чем больше Киара сопротивлялась, тем четче слышала чужие голоса и тем быстрее возвращалась тяжесть физического тела со всеми его неудобствами.
Осознание действительности тоже неумолимо возвращалось.
– Она не дышит, – обеспокоенно прогудели откуда-то сбоку. Карим. Его колоритный басок невозможно не узнать.
– Зато регенерирует, – раздраженно откликнулись в ответ. Кажется, это была Анаис. – Если уж всей твоей крови не хватит на оживление, то дыхалка ей, сам понимаешь, будет ни к чему.
– Давай еще вкатим…
– Свихнулся? Ты еле живой, и мне не нужны два трупа вместо одного!
– Ладно…
– Карим… ты уверен, что мы не поторопились, надев на нее амулет?
– Уверен, – помедлив, сказал Стальфоде. – Она совсем не хотела возвращаться. Потом могло быть слишком поздно.
«Да кто вообще захочет возвращаться в этот дурдом? – мысленно вознегодовала Киара. – Не очень-то здесь весело, если кому интересно».
Увы, никто это не сочтет достойным аргументом. Ни Зейра с котом, ни Мирейя, ни братец Лайам, ни… Марк.
Марк!
Первый вдох вышел истеричным всхлипом. Легкие горели огнем, перед глазами все плыло. Она попыталась сесть и тут же рухнула на колени, зажимая ладонью рот: пустой желудок содрогался в сухих спазмах, глаза немилосердно слезились. Хотелось ничком рухнуть на холодный каменный пол и больше никогда, никогда не подниматься.
– Тише, тише, – бормотал Карим, схватив ее в охапку и укачивая, как ребенка. Его лицо, и так обычно бледное как кипень, пугало трупной синевой. – Погоди, сейчас… сейчас полегчает.
Киара кивала на каждое слово, с трудом давя подступающие рыдания. Тело казалось чужим, неловким, слабым и совершенно неспособным на какие-либо подвиги. В груди с трудом заживала дыра – опять дыра, да сколько ж можно! – а руки-ноги толком не слушались.
Анаис не прониклась ее состоянием. Точнее, была слишком зла, чтобы проникнуться.
– Некогда сопли распускать! – рявкнула она. – Соберись, Блэр! Соберись, я тебя прошу…
– Я пытаюсь! – огрызнулась Киара – и ужаснулась слезам в собственном голосе. Срочно нужно было брать себя в руки. Не хватало еще идти на поводу у своего тела, дурного и слабенького. – Чувствую, тварь вовсю резвится в городе… А где архимаги?
– Парня твоего полоумного ушли спасать.
Накатило предчувствие – такое нехорошее, что слезливая дурнота отступила на второй план.
– А он?..
Анаис выразительно развела руками.
– А он пошел об Элриссу убиваться. Уж не знаю, прибила она его или еще нет.
Киара глубоко вдохнула, выдохнула и отсчитала тридцать секунд. Затем, мягко отстранив Карима, она уцепилась за его плечо и осторожно попробовала подняться.