— Вы меня обманули, желали сделать безвольной куклой, лишить свободы… А ваше поведение в гнезде!
Он напрягся, а дракон вспыхнул, словно спичка. Коснулась груди владыки, заставляя зверя присмиреть, провела кончиками пальцев по вискам и чешуйки бесследно исчезли.
— Я все помню. Все. И то, что вы заставили меня забыть — тоже.
Боль, неверие, ужас… Эмоции дракона захлестнули меня с головой. Я едва не задохнулась от них. Но внешне ард Нойрман ничем свое волнение не выдал. Он великолепно контролировал зверя. Сейчас мне не в чем было его упрекнуть. Разве лишь в том, что стоял слишком близко и касался очень нежно, но в этом я виновата. Следовало отойти самой.
— Я не смог обуздать зверя, Анотариэль. Он вырвался на свободу.
— Понимаю. И не виню вас за это, — потянулась за трогательной лаской, когда милорд нежно погладил меня по щеке.
— Но ты злишься. И все равно принимаешь покровительство другого мужчины!
Каких сил ему стоило говорить спокойно! Я чувствовала, каждой своей клеточкой чувствовала, что будь в этой комнате Абелард, в ней бы искрило.
— Принимаю. Потому что не смогу стать для вас хорошей хранительницей.
— Убеди меня, — прорычал дракон, вжимая меня в себя, буквально душа в объятиях.
— Я человек.
— И с этим мы уже смирились.
— Я… Женщина.
— Смиримся и с этим. После того, как назовешь имя этого смертника…
— Милорд!
— Я уничтожу его, Анотариэль…
Вот это уже зверь. Ролдхара не было.
— Вот об этом я и говорю! Вы теряете контроль из-за меня. И вам нужна моя свобода, а это все, что у меня есть. Я не смогу проститься с ней. Никогда не смогу… Леди Руана, она…
— Годится для ночи или двух. Не больше, — прошептал он, касаясь губами нежной кожи на виске.
— Дайте ей шанс, — прошептала, сквозь слезы. Ну нельзя же быть таким! Зачем все усложнять? — Я видела ваш свет, милорд. Не отрекайтесь от него. Добро худо всегда переможет! И я прощаю вас. От всего сердца прощаю.
— Анотариэль, — прошептал владыка, накрывая губами мои дрожащие губы.
Да я вся сейчас дрожала, как пламя на ветру. Горела и дрожала, желая подарить милорду всю себя и одновременно бежать от него, как можно дальше. Дракону требуется спокойствие, сила и постоянство. Я не смогу их дать. Не смогу. Это лишь вопрос времени, как скоро в моем присутствии милорд простится с человеческой ипостасью.
Я должна была его оттолкнуть. Должна была! Но лишь сильнее прижалась, когда поцелуй стал настоящим, яростным, но при этом очень нежным. Наши языки коснулись друг друга, и по венам разлился огонь. Таких поцелуев я не знала прежде и сейчас сходила с ума от незнакомых и сильных эмоций. У меня кружилась голова, а внутри все тугим узлом завязалось. Чтобы не упасть, я обхватила руками сильные плечи владыки, хотя он крепко держал меня в объятиях, прижимал к себе так страстно и сильно, что я едва дышала. Но и этого казалось мало…
Не было в этом поцелуе той первобытной ярости, с которой на меня накинулся дракон в гнезде, но целовал владыка жадно и пылко, рождая во мне постыдную слабость тела. Заставляя желать большего, чувствовать так остро, как никогда прежде. Каждый выдох, опаляющий кожу огнем, каждый удар его сердца, как своего собственного, каждое касание почти раскаленных пальцев… Мою кожу обжигало даже сквозь тонкий ситец, словно я обнажена.
Губи владыки страстно сминали мои, а ладонь медленно скользила вдоль позвоночника, ниже, еще ниже…
— Ролдхар! — всхлипнула, пытаясь отстраниться, когда ладонь переместилась на мои ягодицы. — Пожалуйста!
На этот раз меня услышали. И зверь, яростно бивший хвостом и требующий меня на блюдце с золотой каемкой, и человек.
— И снова нет, Анотариэль, — тяжело дыша, выдохнул он, прижимаясь лбом к моему лбу, блуждая ладонями по моим плечам и спине, собирая осколки бушующей страсти.
Не могла открыть глаза, не хотела отстраняться. Я таяла в нежности, позволяя себе постыдно гореть и дрожать от каждого прикосновения, отзываться трепетно и с благодарностью, гладить милорда и чувствовать пальцами удары его сердца, горячую кожу и упругие мышцы. Поцелованные губы пылали, а воздух, скользивший по ним, казался ледяным.
— Одна мысль о том, что ты отвечала на поцелуи другого, приводит меня в бешенство!
Ролдхар зарычал и накрыл мои губы своими, словно печать поставил.
— Нет, милорд, — голос охрип и пропал. — Таких поцелуев в моей жизни не было…
От стыда закрыла глаза и попыталась спрятать лицо на груди владыки, но он обнял мою голову своими ладонями, заставляя поднять ее. Подняла, но глаза все равно не открывала. Вздрогнула, когда чувствительных губ легонько коснулись пальцы.
— Значит, таких поцелуев не было, — довольно прошептал он и немного надавил на нижнюю губу, заставляя разомкнуть уста. — А какие были?
— Прошу, не заставляйте меня вспоминать…
Сердце замерло от боли. Что я делаю? Что я творю? С каждым новым поцелуем, с каждым новым прикосновением разум все больше отказывал. Сил сопротивляться все меньше, а тело ноет и дрожит от желания…
Когда владыка резко прижал меня к себе, и я ощутила его возбуждение, в голове мгновенно прояснилось.
— Пожалуйста, хватит. Я не должна… Мы не должны…
Мысли путались, а говорить, отстраняясь от поцелуев, настойчивых, сладостных, желанных, было все труднее. Тем больнее осознавать, что я не могу больше подливать масло в огонь и должна все прекратить! Он не сможет сдерживать себя рядом со мной все время и утратит человеческую ипостась. А, узнав, что я ведьма — не простит. Ни за что не простит, что сразу не сказала, что позволила сблизиться. Переступить грань несложно. Вот только я знаю, что как с Абелардом не получится. После этого жизнь станет невыносимой, а каждый вдох без Ролдхара рядом — пыткой!
— Милорд! — вскрикнула, отталкивая дракона и вырываясь из его объятий.
Ролдхар отпустил. И зверь его сидел смирно и был отчего-то доволен.
— Вы должны найти себе хранительницу. Не меня.
— Но я хочу тебя. И другая мне не нужна, Анотариэль. Убеди меня, что ты не подходишь!
— Вы едва не утратили человека, узнав, что в моей жизни был мужчина! — обхватила себя руками и отошла подальше. Меня трясло, словно я в легком платье на мороз вышла. Согреть могли лишь объятия владыки.
— Драконы — собственники. Мне невыносима мысль о том, что ты была с другим. Но мы примем тебя. Когда скажешь, кто он.
— А я не скажу этого. Не скажу, милорд! И будет что-то еще, из-за чего вы станете волноваться!
— А есть что-то еще? — насторожился он. — Если есть — говори сейчас. Обещаю, что приму любое твое прошлое.
А настоящее? Вот он — мой шанс признаться. Я смотрела в аметистовые глаза и понимала — не могу. Два слова «я — ведьма» и нежный взгляд обернется ненавидящим, никогда не станет прежним. Милорд уничтожил целый ковен ведьм! Ковен! А прежде в ковене до трех сотен сестер было. Одна эта мысль отрезвила и выкинула из головы даже смутное желание во всем признаться. Для нас обоих будет лучше, если мы больше никогда не встретимся!
