— Полет, сокровищница и век воли не видать?
— Быстро учишься, — меня щелкнули по носу и подмигнули.
Мне бы с такой легкостью и иронией подходить к собственному незавидному будущему. Почему окружающим так важно отобрать мою свободу? Граф Братстон из чистой вредности держит меня… Пресветлый василек, граф Братстон! Будь у меня защита дракона, того, который знает, что я ведьма, возможно, он бы нашел управу и на графа? Впрочем, теперь, когда я не связана необходимостью возвращаться каждую ночь в его дом, я могу надежно спрятаться. И ведь не только глаза отвести могу, могу забыть заставить! Хотя это не изменит нашей связи и того печального факта, что с дыханием графа закончится и моя жизнь…
— Возвращаемся к вопросу защиты, — дракон опустил взгляд на мою грудь. Точнее, не на грудь, на амулет владыки, что покоился чуть ниже ключиц. — Давно надела?
— Не знаю…
— А когда твое «не знаю» началось? Сколько по времени?
— Когда я в реку упала… Вчера после обеда.
— Замечательно. Сердце дракона, чтоб ты знала, вещица надежная, но коварная. Носишь сутки и все. Ты во власти зверя…
Мне непреодолимо захотелось снять с себя амулет, но что-то подсказывало, что тогда может сработать заклинание графа и рассыпать меня золотыми искрами по ветру.
— Что значит во власти зверя?
— Привязка. Называешь зверя по имени — выражаешь готовность к близости, берешь его подарок — принимаешь покровительство, надеваешь сердце дракона по доброй воле — признаешь свою принадлежность. Сейчас, душа моя, ты принадлежишь Ролдхару, которого, полагаю, по имени уже называла, — я смутилась, понимая, что в эту ловушку попала по собственной мягкотелости. — И до тех пор, пока на тебе этот камушек, ни я, ни другой дракон не посмеет показать свои зубы. Точнее, посметь-то попробовать может, если мечтает посетить дантиста раньше времени. Амулет — сильнейшая защита, рассекающая любую магию, пока в твоих руках или на тебе и предотвращающая любые притязания на твою свободу и физическую неприкосновенность.
Так вот почему не сработала колдовская магия переноса даже тогда, когда я сняла амулет в гнезде? Не выпускала его из рук…
— Но вы не объяснили.
— Власть зверя, моя хорошая, — на плечо легла тяжелая рука. — То, к чему драконы прибегают в исключительных случаях. Это веление ящера, а не человеческой ипостаси. Это метка. Это клеймо «моя». Это абсолютная защита, но при том и абсолютная принадлежность. Это гарантия зачатия дракона даже не драконицей. Амулет означает, что ты оберегаешься так же, как дракон бережет собственное сердце. Он убьет за тебя, Анотариэль. Любого. Но помимо сказанного, это гарантия послушания женщины, ее покорности воле ящера. В моем мире никто на такое не согласится.
— Отдать себя в рабство в обмен на защиту?
— Именно. Когда свершится привязка, — ирд Д’Остраф выразительно посмотрел на камушек владыки и поправился, — если случится привязка, ты не сможешь противиться воле своего дракона. Самое коварное, ты будешь хотеть, чтобы он делал с тобой те вещи, что ему захочется делать. А ему захочется, поверь мне.
— Не смотрите на меня так. Пожалуйста, — обхватила себя руками, отвела взгляд и пригорюнилась. Нехороший расклад получается. Я должна носить амулет, чтобы избежать встреч с графом и домогательство других драконов, но при этом носить его не могу, иначе стану безвольной куклой в лапах владыки. — А амулет… Привязка появляется, если…
— Непрерывное ношение, да, — подсказал мужчина, понимая, что мне сложно собрать мысли в связное предложение. — Так к чему я клоню, лепесточек. Называешь меня по имени, берешь мое сердце и носишь, не снимая, днем.
А ночью надеваю камень владыки? Нет… Владыке амулет я верну. Вместе с платьем. Завтра же утром. Но… Как тогда быть ночью? Или снимать амулет днем ненадолго? Пока одна остаюсь? И что делать с проклятьем его сиятельства? Мне ведь все еще требуется сердце влюбленного дракона…
— Днем, — повторил он с нажимом. — Я адекватный дракон. В моей постели ты окажешься, когда сама придешь. По собственной воле и только так.
— Ирд Д’Остраф, этого больше не повторится. Вы же понимаете, того требовала инициация.
— И тебе совсем не понравилось? — нахально улыбнулся мужчина, желая меня смутить. И ведь смутил! Я даже ответить не могу, он ложь почувствует! — Нет ничего постыдного в том, что люди доставляют друг другу удовольствие, — дракон мягко коснулся пальцами моей щеки и, поджав губы, касание прекратил.
— Милорд Ролдхар так не считает.
— Не называй его по имени, — в голосе дракона — скрытое раздражение. — Не при моем звере. Его это бесит.
— Ард Нойрман так не считает.
— У арда Нойрмана дракон, как бы тебе помягче сказать… Ну, пусть будет, с легкой придурью. Десять лет без хранительницы, знаешь ли, бесследно не проходят. Как он до сих пор никого не покалечил — лично для меня великая загадка. Ролдхар… Он же романтик в душе. Знаешь, из таких трепетно-одухотворенных мужчин-собственников, для которых либо все, либо ничего. Его женщина, пожалуй, будет самой счастливой и вместе с тем несчастной на свете. Потому что у нее будет целый владыка. Преданный, словно пес цепной, который умрет за нее, не раздумывая. Но при этом свободы не будет.
— Но у него есть невеста и…
— Аласана? — усмехнулся дракон. — Она принимает желаемое за действительное. Все, кроме нее, прекрасно понимают, что эта помолвка никогда не закончится браком. Ну, так что? Хочешь сидеть в шикарной будке рядом с псом? Поверь, он тебя пуще любимой косточки будет стеречь.
Свобода — слишком большая цена за преданность. Слепая преданность — тоже ничего хорошего. Доверие — вот что важно в отношениях. А, когда доверие есть, то и свобода не страшна. Потому что зачем свобода без того, кого любишь и зачем ограничивать свободу любимого, когда веришь ему безгранично? Нет. С милордом Ролдхаром что-то не так.
— Я так и думал. Поэтому, предлагаю во всех отношениях удобный вариант. Ты становишься моей хранительницей, обещаю тебя не есть, — тут же добавил дракон, вызвав у меня непроизвольную улыбку. Такой вид у него в этот миг был виновато-виноватый. — А я предоставляю тебе свое сердце во временное или постоянное пользование. По обстоятельствам. Но послушная марионетка мне не нужна.
Я поджала губы, не зная, как быть. С одной стороны, предложение во всех смыслах привлекательное. Учитывая, что ирд Д’Остраф знает обо мне все. Почти все. Куда больше всех других драконов. Но с другой стороны бесплатный сыр только в мышеловке.
— И что… При ношении сердца дракона совсем никаких изменений?
— Разве что небольшая такая симпатия. Маленькая совсем.
— Маленькая симпатия?
— Что-то похожее на желание… Более близких отношений, — пространно озвучил он, лукаво сверкая изумрудными радужками, располовиненными острым зрачком.
— Более близких отношений?
