— С вами я чувствую себя как на первом свидании, — неожиданно признался ард Нойрман. — Все время что-то делаю не так. Говорите, Анотариэль. Мысли читать я не умею и впервые жалею об этом досадном обстоятельстве.
Мы вышли в сад и сейчас как раз огибали фонтан, за которым широкая мощеная дорожка изгибалась вправо и вела к выходу на площадь перед дворцом.
— Ничего нового. Вы меня пугаете.
— Чем же на этот раз?
— Обратить в бегство целый двор! Они ведь даже не смотрят теперь в мою сторону!
— Их счастье. Или вы ждете определенного внимания?
Владыка намека совершенно не понял, более того, истолковал мои слова превратно. Постаралась сказать, как есть:
— Разве так необходимо, чтобы вас боялись?
— Необходимо. Страх, Анотариэль — лучший регулятор поведения. Лучший страж. Кстати, резко повышает шанс выжить в этом недружелюбном мире. Советую обзавестись столь полезным качеством. Будь вы моей женщиной раньше, убежали бы прочь с той площади, где упал Абелард из-за одного лишь страха перед тем, что я могу сделать с вами в наказание.
Я резко остановилась и даже выдернула руку, чем немало удивила дракона. Вот сейчас я вполне обзавелась столь полезным, по его мнению, качеством. Он говорил ужасные, отвратительные вещи!
— Страх в отношении предметов и поступков, доставивших боль или неприятные переживания, полезен тем, что побуждает избегать их в будущем. Для женщины это ценнейшее качество по отношению к мужчине. Вам страшно сейчас?
— Не то слово как. И в этом, милорд, ничего хорошего нет!
Смотрела на него пристально, но с горечью.
— Мы договаривались на счет обращения.
— По имени я называю лишь тех, к кому чувствую расположение. К вам у меня сейчас ничего кроме страха и… — я осеклась, осознавая, что и кому хотела сказать.
— И? Ну же, Анотариэль!
— Вы противоречивы. Прежде говорили, что я могу быть откровенна, а теперь, что должна вас бояться. Женщине рядом с мужчиной должно быть хорошо и спокойно, только тогда она сможет раскрыть свою душу и подарить тепло, которое у нее есть.
Страха в моей жизни предостаточно. Мои глаза вмиг наполнились слезами. Прежде я никогда столь остро не чувствовала разочарования в ком-то. Если до этого ард Нойрман смог покорить меня, то сейчас всякое очарование спало. Я ложусь спать и просыпаюсь с щитом! Графа Братстона я откровенно боюсь и в этом ничего, ни капли, ни грамма хорошего нет!
— Страх бывает разным. Женщина дракона неприкосновенна. Но ее ждет наказание, в случае нарушения правил…
— А давайте вы мне не станете этого рассказывать? — я стерла слезы и отвернулась. — Мое счастье, что я не женщина дракона.
Мне вручили шелковый платок, которым я вытерла щеки. Но возвращать влажную вещицу не решилась. Постираю сперва, отглажу и верну.
— Знаете, мне уже не хочется гулять. Да и у вас множество дел. Я согласна тихонько посидеть в углу вашего кабинета. Уверяю, что не помешаю, а при необходимости — выйду. Могу помочь на кухне или посидеть в библиотеке…
— Перестаньте, Анотариэль. Мне не понять ни ваших чувств, ни ваших человеческих мыслей. Потребность в защите для такого слабого существа — одна из основных. И я предлагаю вам свою защиту.
— В обмен на страх? — я нервно усмехнулась и отступила на шаг, чувствуя уже не раздражение, а гнев дракона. — Мне хорошо известна жестокость мужчин, милорд. Слишком хорошо! И в данный момент мне больно осознавать, что вы обещаете быть жестоким в случае нарушения правил, о существовании которых я даже не знаю. И вы не правы, владыка! Человек нуждается в любви и понимании. Вот основные потребности! Мне такая защита не нужна, благодарю!
Мы стояли, глядя друг на друга, и не знали, как быть дальше. Между нами только что выросла большая стена, и я не видела возможности ее преодолеть. Больше всего сейчас хотелось убежать к госпоже Венере, упасть на кровать в своей коморке, и долго-долго изливать боль слезами. Вот только легче от этого не станет. И стена между нами не уменьшится.
— Мы, драконы, такие, какие есть. Этого не изменить. Это наша суть, — негромко произнес ард Нойрман, глядя куда-то вглубь сада. Лениво пели птицы, ветер шелестел в кронах деревьев, журчала в фонтане вода, а мы стояли посреди дорожки и пытались услышать друг друга. — Наши женщины: мать, сестры, любимые, аэлиты, хранительница — это наши сокровища, которые мы будем стеречь даже ценой собственной жизни. Каково осознавать, что твое сокровище нежизнеспособно? Что оно может уничтожить само себя одним лишь фактом собственного существования? Потому что оно не может иначе? Потому что вместо того, чтобы уйти в безопасное место и подождать, пока все решит мужчина, оно бросится в самую гущу событий! Потому что у него есть собственные, зачастую опасные, желания и интересы. Потому что у него слишком доброе сердце? И в этот момент данное сокровище даже не думает о том, какую боль причиняет своему дракону! Ведь для нас нет ничего страшнее потери любимых! Куда проще умереть самому, чем пережить это. Отпускать хрупкое драгоценное сокровище, давать ему свободу, о которой оно так мечтает, каждый раз — это дико и невыносимо! Это рвет сердце на части! Это лишает разума!
Его зрачки давно вытянулись в хищные линии, черты лица заострились, а речь была рваной и эмоциональной. Сейчас Ролдхар напоминал больше зверя, чем человека. Вот только человека в нем было куда больше, чем когда-либо прежде. Я поняла, что он говорил о пережитой утрате. О своей хранительнице. Поняла, потому как боль, льющуюся из его груди, ощущала как свою собственную. Я тоже пережила утрату самых важных, самых дорогих людей, и как никто другой его понимала.
— Поэтому да, аэлита, — со злостью выдохнул он. — Это так необходимо, чтобы меня боялись. Страх мешает совершать глупости и существенно продлевает жизнь!
Я не знала, как разрушить выросшую между нами стену, но ее с легкостью уничтожил владыка. Сейчас я видела не жестокого мужчину, которому необходимо держать окружающих в страхе. Сейчас я видела ранимую душу, которая сама боится. Боится боли, очередной потери и разочарования.
Вперед шагнула решительно и обняла дракона тоже без страха. Прижалась к нему сильно-сильно, пытаясь принести утешение. Мама всегда говорила, когда кому-то плохо, его нужно обнять и сразу станет легче. Конечно, она имела в виду родных и близких, а не малознакомых мужчин, но свои чувства к владыке я не могла объяснить разумом. Впрочем, ведьма редко делает что-то по законам логики или на основании скрупулезных и точно выверенных умозаключений. Мы повинуемся интуиции и чувствам, которые обманывают исключительно редко. И сейчас я чувствовала, что объятия владыке необходимы не меньше, чем мне.
Когда на мою талию легли мужские ладони, я вздрогнула и попробовала отстраниться, но дракон не позволил.
— Теперь ты понимаешь, что я имел в виду?
Замерла, теряясь в нахлынувших эмоциях, а затем произнесла очень тихо:
