Не успела оформиться последняя мысль, как меня резко толкнули куда-то вправо, а затем и вовсе прижали к стене, закрыв рот ладонью. Округлив глаза, я посмотрела на дракона, пытаясь понять, что происходит, и от кого мы прячемся. Но вскоре все встало на свои места. Чуть скрипнул диван неподалеку, принимая на себя вес чьих-то тел, а затем раздались голоса:
— Я так и не поняла, что у вас с Ролдхаром? — произнесла женщина.
— Не знаю, смогу ли я долго это терпеть. Он холодный, как камень! — голос показался знакомым. Где-то я его слышала. И почему они говорят о владыке?
— В постели? — с интересом переспросила собеседница.
Я округлила глаза и с надеждой посмотрела на дракона. Может быть, уйдем? Мне не нравится подслушивать чужие разговоры. И дело даже не в самом факте подслушивания, а в том, что меня этот разговор никоим образом не касается. Но владыка смотрел на меня сверху вниз жестко, ощутимо яростно. Нехорошо, когда тебя обсуждают за спиной. Тем более такие интимные вещи! И, кажется, этот голос его невесте принадлежит. С моего рта убрали руку, но взамен сжали плечи.
— Да что ты. В постели он ураган. Пожалуй, это единственная причина, по которой я все еще терплю его выкрутасы. Мы вместе сколько? Полвека почти! А он и думать о свадьбе не хочет! Отец сказал, если в этом году дело не сдвинется с мертвой точки, он выдаст меня за повелителя сапфировых. Ты можешь себе представить?
Судя по голосу Аласаны, в том, что это она, сомнений уже не осталось, повелитель сапфировых драконов не самая привлекательная партия для нее. У меня уже ощутимо пылали щеки. Мне не хотелось слушать об интимных отношениях других людей. Почему-то это было не столько стыдно, сколько неприятно. Ард Нойрман прижимал меня к стене всем телом, до боли стискивая плечи. Кажется, он даже не замечал сейчас этого. Закусила губу, чтобы не застонать.
— Мне жаль, Аласана. Думаешь, у него есть другая?
Девушка в ответ рассмеялась. Так звонко и неприятно, словно разбились хрустальные бокалы, а осколки заскользили по мраморному полу и подкатились к моим ногам.
— Другая. Скажешь тоже. Точно знаю, что нет. После смерти Раруш он свихнулся и не замечает никого вокруг!
Пальцы дракона впились в меня с такой силой, что удержать стон я уже не сумела. Он прорвался сквозь закушенную губу, но, как ни странно, внимания девушек не привлек.
— Прости, — владыка мгновенно убрал руки, но не отошел.
Не знаю, что пугало больше: холод его извинения, разлившийся в глазах аметистовый яд или пульсирующие волны ярости, от которой моя кожа покрывалась мурашками. В области висков и на лбу дракона проступили аметистовые чешуйки — предвестники неконтролируемого оборота.
Я испуганно положила свои ладошки дракону на грудь, туда, где неистово колотилось его сердце:
— Милорд, пожалуйста, успокойтесь.
— Ты не понимаешь, — прошипел он.
— Возможно. Но вы не простите себе потерю человека. А я не прощу себе, что не смогла уберечь вас.
Последние слова стали откровением для обоих. Чешуя мгновенно исчезла с лица дракона — просто впиталась в его кожу, а холодные волны гнева, обдав меня на последок мертвенным дыханием, прекратились. Дракон смотрел с удивлением и, кажется, с благодарностью.
— Как ты планируешь избавиться от этой человечки? Из-за которой он бросил тебя на приеме в гнезде? — полный язвительности голос порвал натянувшуюся между нами нить чего-то светлого, теплого и удивительно приятного.
Ну вот, снова ярость…
— Уйдемте, милорд.
Он решительно отверг эту мысль, приложив палец к моим губам.
— Я не планирую от нее избавляться. Все знают отношение Ролдхара к людям. Он сам от нее избавится, когда наиграется. Поверь, она мне не конкурентка. К тому же, ты ее видела?
Женщины едко рассмеялись, а мне вдруг стало горько. Какое всем дело до нарядов? Одень любого в дорогое платье, и он будет красив внешне. Но плохой человек останется плохим, в какое платье его не ряди. Так и добрый останется добрым, какими худыми бы ни были его платья.
— Кто носит распущенные волосы? Вульгарно, отвратительно! К тому же, в них у нее вечно какой-то мусор, — согласилась собеседница, ничуть не жалея для меня дурных слов.
Ведьмы носят. Чем меньше узлов, тем легче пропускать через себя потоки силы. Волосы — гордость Борхес. Чем они длиннее и светлее, тем сильнее ведьма. Мои чуть ниже лопаток, во время работы я заплатаю в косу без резинок или шнурков, вплетая цветы. В основном васильки — для защиты и… Просто мама их так любила…
На глаза набежали слезы, а драконья ярость душила.
— А тряпки? Видела, что на ней за тряпки? Кажется, ситец!
Они разразились новой волной хохота.
— В цветочек!
Из-за слез я уже ничего не видела. Горько-то как. Не так горько было от усмешек тех господ. Сколько же в людях зла и ненависти! А госпожа Венера говорит, это они от обстоятельств. Какие обстоятельства заставляют изливать желчь на незнакомого человека? Ведь они обо мне ничего не знают!
Да, у меня нет шелковых или бархатных платьев, ношу я хлопок или даже грубый лен. У меня семь одинаковых ситцевых сарафанов: с ромашками, маками, васильками и другими цветами. Это на каждый день. И два сменных льняных, с рукавами, когда погода прохладная. Ведьмы носят лишь натуральные ткани. К тому же, сарафаны шила мама, и они мне правда нравились. Понимаю, что деревенская мода в столице никогда не приживется, но это же не повод обижать незнакомого человека!
Владыка не выдержал.
— Перестань, — приказал он, грубо стирая с моих щек слезы.
— Простите.
— Идем, — он подставил мне локоть, и в следующий миг словно какая-то пелена спала. Оглушенная эмоциями, я и не заметила едва мерцающую стену силы, которая сейчас рассеялась. Помимо разговора Аласаны с подругой на нас обрушились и другие, до этого скрытые звуки: шаги слуг и придворных, чей-то звонкий смех вдалеке, пение птиц, льющееся свозь открытое окно небольшого холла. Кажется, магия дракона попросту скрывала нас, позволяя при этом услышать лишь то, что необходимо.
Осторожно коснулась ладошкой мягкой ткани камзола. Идти рядом с драконом так, под руку, оказалось странным образом волнительно. А, когда я поняла, что направляемся мы прямиком к Аласане, ноги к полу приросли.
— Идем, Анотариэль, иначе волоком потащу.
Еще чего не хватало! И без того ославили так ославили! Опустила взгляд и молча последовала за драконом, всей кожей ощущая на себе презрительные взгляды дракониц. Судя по чешуйчатым браслетам — хрустальных.
— Ролдхар, любовь моя, — пропела Аласана и поднялась.
Худая, как колосок, бледная, словно сосулька. Пожалуй, именно сосульку она и напоминала. Холодная, неприятная и скользкая. Меня нарочито проигнорировали и наверняка наступили бы шпилькой, не сделай я шаг назад. Хотела и вовсе отойти, еще лучше — сбежать, но ард Нойрман брезгливо отодвинул от себя невесту и заставил меня подойти ближе.
