На лбу владыки проступили чешуйки, но лишь на миг. Зрачки не изменились и даже радужки не сверкнули, хотя я отчетливо ощущала ледяные волны драконьего недовольства. Ролдхар и впрямь обуздал зверя, и догадка о личности помощницы меня совершенно не радовала. Аласана обещала убрать меня с пути. Неужели у нее получилось?
— Я не знаю, как бы поступил, Анотариэль.
— Скажите, у вас в жизни есть что-то, что вы цените больше всего? Что-то, что вам настолько дорого, что вы жизни без этого не представляете?
Я хотела показать Ролдхару на примере, чтобы он понял, чтобы прочувствовал, а вместо этого шевельнула осиное гнездо в собственной душе.
— По-моему, ответ очевиден, — хрипло произнес он, коснувшись моей щеки кончиками пальцев. Касание мимолетное, но от него рассыпались мурашки по коже, пробежались от лица до самых пяточек.
— Хорошо… я… Допустим, — закрыла глаза, чтобы совладать с эмоциями и вернуть контроль над мыслями. — Допустим, вам бы пришлось выбирать между моей жизнью и жизнью другого человека или даже дракона. Кого бы вы выбрали?
— Дракон всегда выберет свою женщину, Анотариэль. Это даже не вопрос.
— А мать всегда выберет своего ребенка. Он — часть ее тела, часть ее души, часть сердца.
— Я не понимаю, что ты пытаешься этим сказать.
Поджала губы, понимая, что хожу по грани. Но иного способа спасти мальчика и реабилитировать ведьм я не находила. Возможно, если Ролдхар поговорит с Алафлаей, узнает причины, по которым она помогала убивать драконов, то поймет, что нас просто подставляют. Что на ее месте мог оказаться любой: человек, колдун или даже дракон… Дело не в ведовстве, дело в игре на материнской привязанности.
— Я приду к вам, милорд. Сама. По доброй воле.
Дракон чуть подался вперед и замер.
— Если вы позволите мне помочь спасти мальчика, вызволить ведьму и поговорите с ней.
— Анотариэль! — прорычал Ролдхар, а дракон его и вовсе хвостом бил и пар пускал.
Но я знала верное средство. Тут слова не помогут.
Подошла к милорду, обняла его сильно-сильно, прижавшись щекой к прохладному шелку рубашки, и стояла так, пока ярость дракона не остыла. А она подобно океану бесновалась, волнами кидалась на меня и отступала, но только затем, чтобы возвратиться вновь.
— Я стану вашей милорд, — прошептала, не поднимая головы. — Стану. Только сделайте то, о чем прошу.
Ролдхар погладил меня по лицу и приподнял мою голову за подбородок, заставляя посмотреть на него:
— Это так важно для тебя?
— Да, милорд.
Он заговорил не сразу. Долго смотрел на меня, словно надеялся найти ответ на какой-то свой вопрос.
— Хорошо. Я вызволю мальчика, найду его мать и поговорю с ней. Но, милая, — горячие пальцы владыки коснулись моей щеки, шеи, ключицы, обвели кожу над воротом халата и замерли, заставив меня дрожать. — Мне не нужна такая плата. Я сделаю это только потому, что ты попросила.
Взгляд мужчины замер на моих губах. По телу пробежал электрический разряд, стянув узлы внизу живота и в области сердца. Губы горели — так им хотелось ощутить чувственную ласку, но… Владыка усилием воли отступил и поднял взгляд выше.
— Ты придешь не потому, что будешь чувствовать себя обязанной. А потому, что хочешь этого, — он улыбнулся, как сытый кот. — Операция состоится через несколько дней. Ирд Фаргсон введет тебя в курс дела. И, Анотариэль. Не думай, что хоть на миг останешься без защиты. Я нацеплю на тебя все защитные амулеты мира, чтобы ни один волос не упал с твоей головы.
Я улыбнулась и кивнула. Так бы на радостях, наверное, обо всем на свете бы забыла, но Ролдхар напомнил:
— В шкафу наряды. Они все твои. Я пришлю кого-нибудь помочь тебе с одеждой. Через час, если не передумала помогать, встретимся с Хрраном. У малыша прогресс.
— Правда? — я встрепенулась, вспомнив глазки-бусинки и горячий сырой нос дракошки.
— Он учится впитывать чешуйки. Пока только на спине и частично, прогресс слишком мал, но нам и этого достичь не удавалось.
— Я быстренько, правда! — кинулась к шкафу и, не глядя, первое попавшееся платье выбрала. — Не нужно никого присылать, вы просто за дверью подождите, я сейчас!
Даже рассматривать наряды не стала, и вопросы лишние задавать — тоже. Давно пора привыкнуть, что драконы себе на уме. Делают, что считают нужным и правильным. К тому же, статус аэлиты, с которым мне волей-неволей приходится считаться, тоже накладывает свой отпечаток. Но, если с другой стороны посмотреть, мне приятна забота и внимание Ролдхара и Абеларда. Обо мне давно, кроме госпожи Венеры никто не заботился.
Мягкая ткань приятно обнимала тело, струилась в пол и дышала. Ведьмы природные материалы чувствуют, вот и сейчас энергия свободно циркулировала, не сдерживаемая никакими посторонними и чужеродными включениями и узлами. Наскоро прибрав волосы в косу, я поспешила вслед за терпеливо ожидавшим меня владыкой к маленькому, но очень храброму дракончику со сложной судьбой.
Хуже всего, когда судьба несправедлива к детям. Неважно, человеческий это ребенок или чей-то еще. Просто обидно, что Хрран страдает по вине своего отца. Каким нужно быть бессовестным чудовищем, чтобы бросить дракона на произвол судьбы!
Впрочем, когда на меня запрыгнул довольный сапфировый дракоша, я оставила далеко позади все неприятные мысли. Этот невероятный комочек радости и позитива не может оставить равнодушным. Ролдхар считает, что общаться с Хрраном я должна самостоятельно, и что дракончик уже вполне способен контролировать свой огонь, и я с этим согласилась.
Владыка все время находился неподалеку — за стеклом, а мы с малышом резвились в его комнате. Хотя, вряд ли можно назвать это помещение комнатой. Потолки вполне позволяли зверю без помех разрабатывать крылья и описывать круги, каменные полы с легкостью выдерживали натиск драконьих когтей, а от одной стены комнаты до другой не меньше ста шагов было. И это не моих, маленьких шагов, а взрослых мужских.
В помещении помимо зоны для кормления и ухода больше ничего не было. Я попросила Ролдхара принести детские игрушки. Мальчишки очень любят машинки и погремушки. Не знаю, как младенцы-драконы, но человеческие — точно любят. Очень скоро я начала знакомство Хррана с первыми в его жизни машинками. Объясняла, показывала, прислушивалась к его ощущениям и эмоциям. Сначала превалировали гнев, если я не давала игрушку или Хрран не понимал, как с ней играть, раздражение, азарт хищника, но под конец нашего занятия я уловила интерес. Не звериный, как хищника к жертве, а детский, человеческий, настоящий. Это и постоянно пропадавшие чешуйки на спине рождали во мне надежду, что получится помочь отстоять человека для этого отважного и стойкого малыша.
Подумать только, продержаться в лоне матери сутки, дожидаясь помощи!
Не удержалась и крепко поцеловала Хррана на прощание в горячий нос. Он радостно покружил надо мной и улетел заниматься с игрушками.
