Отец гладил ее по затылку большой рукой, и Мара почувствовала себя маленьким ребенком. С двух лет, с того самого дня, когда ее определили в детский дом, она не позволяла себе быть маленькой. А тут вдруг из язвительной девушки, способной поколотить любого, выглянула девочка, которой нужна семья и которая боится оставаться одной в темноте.
– Прости меня… – шептал Эдлунд. – Прости, что опять не могу быть рядом с тобой.
– Ты не виноват, – Мара шмыгнула носом. – Почему ты не скажешь им, где был на самом деле? Я знаю, это не ты…
– Мила, спой что-нибудь, – вдруг попросил Эдлунд.
И та без лишних вопросов затянула какую-то хорватскую народную песню.
– Что?.. – удивилась Мара. – Зачем?..
– Слушай меня, – отец снова обнял ее, но на сей раз без сантиментов: прижался губами к самому ее уху и зашептал, прикрыв губы ладонью. – Это был я.
– Что?! – девочка отпрянула и от того, что ей было щекотно, и от недоверия.
– Не перебивай, – Эдлунд вернул ее на место. – Я был там. Но никого не похищал. Кто-то решил меня подставить. Я хотел навестить людей, которые принимали участие в моем эксперименте с эмбрионами. Я перевоплощался и наблюдал за ними. Орел на фотографии – я. Но похитил их кто-то другой. Эти девушки – из семей моих доноров. Похищения не случайны. Кто-то не просто хочет меня подставить, кто-то хочет что-то до меня донести. Было шесть доноров яйцеклеток. Твоя мать погибла, у второго донора нет детей, у третьего сыновья. А дочери трех остальных доноров пропали. Но кто это мог быть? Я не могу понять… Селия и Мартин Айвана под стражей. Мой отец мертв, Инира тоже. Кроме меня больше ни у кого не было допуска… Это был наш семейный проект.
– А Смеартон?
– Исключено. Тогда он еще здесь не работал. Но когда его назначили, я кое-что понял… Смеартон – сговорчивый. Его выбрал Совет, потому что хочет провернуть в Линдхольме какое-то дело. И я вспомнил, что мой отец отчитывался об эксперименте перед Советом. Когда просил денег на криохранилище и прочую аппаратуру. Я помню, что он вел переговоры лично. С кем-то высокопоставленным. Не через департамент образования. Но я не смог найти, не успел… Мара, в этом замешан большой человек. Мы должны быть осторожны. Прошу, не высовывайся. У мисс Вукович есть связи, мы попробуем что-нибудь нащупать. Я все ей объясню. Только умоляю, будь в безопасности. И ни на что не соглашайся, что бы тебе ни предлагали. Они умеют шантажировать.
– Но как же Смеартон… И Уортингтон…
– Держись подальше от них обоих. А теперь дай мне поговорить с Милой. Спой что-то.
Мара успела усвоить, что музыка – лучший способ борьбы с прослушкой. Поэтому пришлось послушно горланить «Катюшу», – первое, что пришло в голову. Ясное дело, охрана что-то заподозрит. Но доказать не сможет: расслышать шепот за этим зверски фальшивым пением не смог бы даже опытный шпион. И прочитать по губам тоже: Эдлунд старательно прикрывал рот рукой, когда говорил. Оставалось надеяться, что сержант Лобо не станет поднимать шум. Вроде, он относился к Вукович с симпатией.
Посещение закончилось быстро. Слишком быстро. За стеклом немым напоминанием возникло отгрызанное ухо, и Вукович потянула Мару на выход. Все внутренности разрывало и перетирало в фарш от бессилия и отчаяния. Так мало? Жалкие несколько минут отец был – и вот его снова отбирают. Но почему? Она-то чем провинилась? Горели бы они все в аду, эти члены Верховного Совета! Имагми был прав: у всех есть цель. У какой-то важной шишки из Совета – подставить Эдлунда. У самого Совета – провернуть какие-то темные дела в Линдхольме. А у нее, Мары, всех их разнести. Нет, пусть Эдлунд даже не мечтает. Держись в стороне! Ишь, чего захотел! Она вытащит его, и они вместе поедут к Сэму. Помирятся. Там тихо, спокойно, и никакой политики.
– Это не я его посадил, – голос охранника вывел Мару из размышлений, и она осознала, что все это время сверлила его ненавидящим взглядом.
– Но ведь и не выпустил! – она с вызовом выпятила подбородок.
– Не в моей власти, – сержант дернул плечом. – Я тоже учился в Линдхольме, и понимаю, почему ты злишься. Профессор Эдлунд – хороший человек.
– Как бы и вас не посадили за такие слова, – осмелела Мара. – От Совета можно ожидать чего угодно!
– Держи себя в руках! – одернула ее Вукович и потащила к лифту.
– Он ждет вас! – крикнул им вслед охранник.
– Да кто? – Мара дождалась, пока двери лифта отгородят их от сержанта. – Кто нас ждет?
– Думай о том, что можно говорить, и что нельзя, – процедила хорватка, игнорируя вопрос.
– А этот человек? Сержант Лобо? Откуда вы его знаете? Он родственник профессора Лобо?
– Младший брат. Но знаю я его не поэтому.
– А профессор? Что он сказал? Имейте в виду: что бы там ни было, я хочу участвовать.
– Слишком много вопросов. Обсудим позже.
Лифт распахнул двери, и Мара поняла, что они не вернулись в колонный зал, а опустились еще ниже и оказались в темном коридоре, сплошь увешанном портретами генералов и старыми картами. Вукович двинулась вглубь, замерла перед какой-то табличкой и постучала.
– Войдите, – раздался низкий лающий голос.
Дверь скрипнула, в глаза ударил яркий голубоватый свет. Мара выглянула из-за спины опекунши и, прищурившись, прочитала, наконец, надпись: «Петар Вукович, полковник внутренней безопасности.
– Привет, – без выражения сказала мисс Вукович. – Познакомься, это Мара Корсакофф, моя подопечная. Мара, это мой отец.
Глава 13. Полковника никто не слышит
Глядя на встречу этих людей со стороны, Мара ни за что бы не догадалась, что они родственники. Нет, внешне Мила во многом напоминала отца: те же упрямо сдвинутые брови, та же тонкая линия губ, будто поджатых с досадой. Холодный взгляд серых глаз и голос, которого при всем желании невозможно ослушаться. Приветствовали они друг друга без всяких нежностей.
– Как добрались?
– Отлично. В Мюррене?
– В шесть двадцать пополудни.
Вот и вся беседа отца с дочерью. И эта женщина требовала, чтобы Эдлунд и Мара обнялись! Откуда она вообще знает, что люди умеют обниматься? Девочка не успела толком разглядеть седовласого мужчину в черной форме, – а стариком бы назвать его язык не повернулся, – как Вукович захлопнула дверь и повела подопечную обратно к лифтам.
– И все?! – только и смогла спросить Мара, когда они уже поднялись в колонный зал.
– Мы встретимся в деревне и поговорим, – ответила хорватка таким тоном, что продолжать разговор Маре моментально расхотелось.
Девочка все убеждала себя, что Вуковичи сдерживались, чтобы не дать слабину перед Советом. Прослушка, наблюдение, все дела. Но вечером, ровно в шесть часов двадцать минут, когда в гостиничный номер постучали, стало понятно, что отеческого тепла не будет.
