Они стояли друг напротив друга, как ковбои в плохом вестерне: Миша, этот московский Раскольников, и старушка-профессорша. Метнувшись коброй, она вцепилась в его запястье, как раз в тот момент, когда Айя поравнялась с ними. Олегу же оставалось метров десять…
– Нет, не надо… Пожалуйста, не надо! – отчаянно бормотала она, непонятно кому, пытаясь рассоединить их, и на удивление Фельдман даже не пытался вырваться.
– Ты еще скажешь мне спасибо, Айя, – произнес он спокойно и отчетливо.
Потом вдруг ткнул кулаком в шею профессорши, и лишь потом Олег услышал, как что-то звякнуло об асфальт.
– Теперь можете арестовать меня, майор, – Фельдман улыбнулся и протянул руки подоспевшему Горовому.
– Нет, нет, нет… – лихорадочно зашептала Айя.
Старушка схватилась за горло, издала странный хрип и стала медленно оседать. Олег опустил взгляд: прямо у его ног лежал окровавленный ножик.
20. Встать, суд идет
– Подсудимую Крюкову признать виновной в совершении преступления, предусмотренной частью первой статьи сто пятьдесят девятой УК РФ, и назначить ей наказание в виде штрафа в размере сто двадцать тысяч рублей…
Айя, которая все это время стояла, вытянувшись по струнке, выдохнула и покосилась на Горового. Тот будто дожидался ее взгляда: коротко кивнул, давая понять, что все кончено и самое плохое осталось позади.
Ей повезло. Впервые за последнее время, пожалуй. Сто двадцать тысяч – сумма немаленькая, но посильная. Уж лучше, чем срок до двух лет. Олег, конечно, божился, что все сделает, чтобы обойтись без тюрьмы… И случай, мол, у нее не такой страшный, и потерпевшие особых претензий не имеют… Наоборот, вступились за нее стеной, ловили в коридоре, чтобы договориться о следующем сеансе. Без нее, мол, и колени хуже, и спина ноет… Казалось, даже судья преклонных лет выслушивал их заинтересованно и с любопытством поглядывал на Айю, потирая изуродованные артритом пальцы. Она не могла ни подойти, ни прикоснуться к нему, не вызвав подозрений. Но все же крепко сосредоточилась на этом человеке, на его болях и после заседания заметила, как он рассеянно разминает руки, как смотрит на них, будто видит впервые.
Спустя полчаса они вышли из здания суда. Все таяло, каждый шаг сопровождался хрустом соли. Воздух пропах сыростью, но дышать все же стало легче.
– Вот видишь, – Горовой улыбнулся и приятельски хлопнул ее по зажившему плечу. – Я же говорил: обойдется…
Олег не соврал. И она предпочитала не знать, как он все устроил… По крайней мере, надеялась, что ему это ничего не стоило. Не хотела, чтобы еще хоть один человек пострадал по ее вине. И без того она боялась наступления ночи. Боялась закрывать глаза.
Валера. Его она видела до сих пор. Иногда ей снилось, что он резко втягивает в себя воздух и садится. Потому что авария была несерьезной, и обошлось без страшных травм. Потом Айя просыпалась, медленно вспоминала, что только пару дней назад наведывалась к нему на кладбище. Тайком, в несусветную рань, чтобы, не дай Бог, не попасться на глаза его матери и гражданской жене… Гражданской вдове, вернее.
– Что-то ты тихая… – он с тревогой заглянул ей в глаза. – Где победные вопли?.. Или едем домой?
– Нет, знаешь… – она сжала его ладонь. – Я ведь так и не сказала… Этого мало, конечно, но все равно: спасибо тебе за все.
– Ерунда. Нет, Олег, не ерунда. Я вряд ли когда-нибудь отблагодарю тебя, но…
– Есть один способ, – он подмигнул и сделал выразительную паузу, от которой у Айи пересохло во рту.
Он ведь не?..
– А вот и нет, совсем не то, что ты подумала? – самодовольно ухмыльнулся Олег.
– Почем ты знаешь, что я подумала? Ты не умеешь читать мысли.
– Зато я знаю тебя, как облупленную. И уж точно ты не подумала о том, чтобы весь следующий месяц мыть посуду, – он игриво подтолкнул ее в спину. – Ну же, мать! Не кисни! Поехали домой.
– Может, прошвырнемся? – предложила Айя: холодный воздух был ей сейчас как нельзя кстати.
– Может, и прошвырнемся… – и он повел ее к парку.
На улице ей становилось легче. Она меньше думала о тех, кто терзал ее мысли целыми днями.
Бабушка. Ее спасли, но она до сих пор лежала в медикаментозной коме… Казалось, с чего ее жалеть? Сама чуть было не провалила задержание. Ну кто толкал ее за руль и под нож? Зачем она внушила Олегу какую-то глупость? А в том, что майор, человек с огромным опытом, сам бы до такого не додумался, Айя не сомневалась. Чувствовала влияние бабушки, хотя Олег молчал.
Без его помощи, конечно, не обошлось. Он вытащил ксиву в больнице, хотя терпеть не мог козырять служебным положением. О чем-то долго говорил с реаниматологом. Похлопотал, чтобы Айю пустили к бабушке. А толку? Если она и правда могла кого-то исцелять, то только внушением, так сказала профессорша. Что-то про информационные поля… А какие поля, если человек не проявляет признаков малейшей умственной деятельности? Врач объяснил: была большая кровопотеря, мозг обескровлен. И нельзя дать никаких прогнозов насчет того, что будет с доктором наук дальше. Придет ли в себя? Вспомнит ли Фрейда или на кого там положено молиться психологам? Или даже не сумеет донести ложку до рта?
Но больше всех Айю беспокоил Миша. Она часто видела во сне его подростком. Видела детский дом, старших ребят, которые нападали на него и травили… И всякий раз вступалась. Не могла видеть, как над ним издеваются.
Олег устроил им свидание, и Айя долго говорила с другом. Хотела понять, что пошло не так. Конечно, сначала она злилась и на себя, что сразу не увидела тревожных симптомов. На чужих жертвах собаку съела, и не разглядела маньяка у себя под носом…
Тем вечером, у него на кухне, она перепугалась. Сначала не поверила своим глазам. Изо всех сил пыталась отогнать дурные мысли, даже села ужинать… Но как ни старалась, не могла проглотить даже кусочка, еда на тарелке будто бы отдавала мертвечиной. Извинившись, она метнулась в Мишину комнату, заглянула в шкаф и обнаружила в углу, за остальной одеждой, спецовку дворника. Вспомнила запах, который навязчиво лез в ноздри во время прошлого визита… И поняла: свою бабушку Миша так и не смог простить. Ни бабушку, ни квартирную хозяйку.
И в тот момент кто-то словно выключил ей все эмоции. Страх, злость, омерзение… Все исчезло, как по щелчку пальцев. Она нащупала в кармане скомканную визитку Савчука, украдкой взяла из коридора трубку городского телефона и в ванной, под шум воды, назначила лейтенанту встречу. Она не помнила номера Олега наизусть, да и не стала бы ему звонить. Он психанул бы, все испортил… Собственно, это он в итоге и сделал. Кто ж знал, что Савчук сам опоздает, зато подставит Горыныча?
Когда Олег побежал к ним с Мишей, у нее все оборвалось внутри. Весь ее план полетел к чертям. Она нарочно вывела бывшего друга на улицу: знала, быстро бегать он не умеет, а дома у него может быть припрятано оружие. Больше шансов кому-то навредить… Она рассудила: увидев полицию во дворе, Миша не успеет запаниковать и натворить глупостей. Он держался спокойно и даже самодовольно. Видно, избавившись от хозяйки, которая постоянно давила на него, почувствовал себя хозяином положения. Шутка ли! Столько жертв – и никому даже в голову не пришло его заподозрить. Ушел из-под носа у следователя по особо важным. Как тут не зазнаться? Конечно, пара машин с мигалками его бы не спугнули. Он был уже в мечтах о будущем: весь ужин твердил о том, чтобы поехать с Айей в Питер, найти квартиру, зажить по-другому… И если бы все пошло по плану, если бы Савчук приехал вовремя и взял Мишу тепленьким, раздобревшим от мечтаний, тот бы даже не дернулся, пока не услышал щелчок наручников за спиной.
