Ходил я уже не совсем уверенно и все чаще просто ползал по квартире на четвереньках, поражаясь поведению взрослых. «Эх, взрослые, Вы ведете себя, как глупцы – не цените то что имеете! Будь у меня сейчас возможность уверенно ходить на своих двух, то я бы сразу побежал в парк кататься на роликовых коньках, а не лежал бы все выходные дома на диване как вы».
К сожалению никакие приключения мне уже не были доступны, а концовка человеческой жизни была предсказуемо однообразна и скучна, поэтому я развлекался, как мог, позволяя себе то, о чем раньше и подумать не смел. Например, мог срыгнуть за столом в присутствии гостей или бросить ложку с едой на пол или разлить сок на диване, да что там говорить – я даже мог пустить струю мочи в потолок. Эх, видел бы меня мой проктолог. Несмотря на уже скромные габариты мой аппарат выдавал такую мощную струю, что лежа на кровати, я мог без особых усилий орошать потолок. Отцу даже пришлось передвинуть мою кроватку ближе к окну, чтобы вывести люстру из зоны обстрела.
Моя голова по размеру перестала соответствовать моему телу, она стала слишком большая. Это неудивительно, ведь за свой долгий жизненный путь я приобрел богатый жизненный опыт и в меньшей голове всё это попросту не уместилось бы. А раньше я недоумевал – почему у маленьких детей такая большая голова? Оказывается вон оно что.
Я лежал в своей кроватке, когда мне нестерпимо захотелось пить и я захныкал. На мое хныканье пришла мама и дала мне попить воды из бутылочки. Хорошо, когда есть кому подать тебе воды в конце жизни, когда ты немощный уже прикован к кроватке. Мне определенно повезло у меня были и мама и папа, а помимо них ещё целая куча родственников, которые с удовольствием сюсюкались со мной.
Мне вообще иногда казалось, что на последнем году своей жизни я стал центром этого мира. Все без исключения умилялись мной, а когда я спал, все ходили на цыпочках, чтобы не нарушить мой драгоценный покой. Видимо я достиг своего величия, кульминации своего жизненного пути, иначе как объяснить тот факт, что взрослые вокруг меня совсем с ума посходили, у них будто начался коллективный маразм. Стоило мне сказать какую-нибудь ересь, любую фигню, например: «Агу», и все вокруг начинали повторять за мной «Агу, агу! Он сказал «Агу»» и тут же принимались вслух рассуждать чтобы это значило, выдавая множество версий – одна безумнее другой.
«О-о-о-о-о, дебилы! – стонал я про себя. – Агу это просто агу блять, оно ничего не значит!»
Но они, как критики артхаусного кино продолжали находить смысл там, где его абсолютно не было. Развивая свои фантазии, они приписывали моему «Агу» глубокий философский смысл, вот так и рождались легенды. Говорят, когда Джон Леннон покидал этот мир, его близкие расслышали в его агуканьях мотивы нетленного «Yesterday».
Взрослые вообще слишком многим вещам придавали глубокий смысл. По причине своей неопытности они еще не понимали, что человеческая жизнь по сути своей процесс абсолютно неосознанный. И большую часть жизни человек функционирует на автомате, выполняя действия, заложенные либо инстинктами самосохранения и размножения – ест, пьет, спит, трахается, либо обществом – ходит на работу и участки для голосования. Поэтому мне было смешно слушать их серьезные разговоры про работу и планы на дачный сезон и я громко смеялся им в лицо. Они дружно смеялись в ответ.
– Не, ну точно дебилы!
Дни тянулись однообразной вереницей. Праздники, будни, пятницы, выходные – какая нафиг разница, я слишком устал от жизни, я хотел тишины и покоя. Мне хотелось просто лежать в своей кроватке и ничего не делать. Но калейдоскоп лиц, заглядывающих в кроватку – мама, папа, бабушки и дедушки, тети и дяди, старшие двоюродные братья, сестры и другие родственники – не давал мне покоя. И даже во сне мне довольно часто снились лица из прошлого – лица тех кто встречался мне на жизненном пути. Некоторые были очень размыты – как мой первый друг-сосед Серега, как там его по отчеству Иванович или Михайлович? А бог его знает – в последнее время моя память все чаще изменяла мне с моей же фантазией. Там же в мутной дымке воспоминаний проглядывали лица моей первой любовницы Марины, подруги жены Лиды (эта неизменно всплывала со своими пирогами и широченной задницей). Другие лица виделись более отчетливо, как например, Зануда или мой генеральный директор в фирме «Окна и двери», из-за них я иногда просыпался с криком, все-таки 40 с лишним лет гребанной работы оставили глубокий шрам в моей памяти. Лица преподавателей из КАМПИ виделись мутновато, хотя не так много времени прошло с тех пор. А были среди этого круговорота лиц и такие, которые виделись абсолютно отчетливо – это прежде всего жена с сыном, затем мои верные друзья – Красавчик, Сисадмин и Добряк, ну и кончено же Анастасия Солнце Дримова – девушка моей мечты, объект моих грез и хозяйка моих снов даже спустя 25 лет после нашего расставания. Стоило мне только закрыть глаза и ее лицо всплывало передо мной с точностью до деталей: красивые серо-голубые глаза с искоркой безрассудства во взгляде; чувственные губы, изогнутые в неотразимой улыбке; светло-русые волосы, обрамляющие широкие скулы…
С каждым днем я всё отчетливее понимал, что скоро покину этот мир, причем покину абсолютно голым. Я не смогу взять с собой ничего из того, что на протяжении жизни мне через назойливую рекламу навязывало цивилизованное общество – ни вещи, ни имущество, ни счет в банке, ни диплом о высшем образовании – все это останется здесь. Ни один человек не покидает этот мир, завернутым в акции нефтяных компаний и с айфоном подмышкой. Все уходят голышом.
Единственное что останется от меня в этом мире – это память о моих делах и свершениях. Но никаких свершений у меня не было и от этого мне было обидно и больно. Вот если бы я дописал свой сценарий и получил гребанную статуэтку Оскар, то сейчас бы наверное ощущал, то сладкое, успокаивающее чувство сытости зверька тщеславия и осознание того, что жизнь прошла не впустую, что я добился значимой цели и был лучше многих других. Но не судьба! Не было у меня никаких великих свершений и достижений, значит помнить обо мне будут только самые близкие мне люди – мама, папа, бабушки и дедушки. И мне вдруг захотелось получить у них прощение. Уйти из жизни прощенным – теперь мне это казалось важным. Мне хотелось сказать моим близким «Простите меня за всё!» и прежде всего конечно моим родителям.
Я сожалел о том, что на протяжении жизни уделял своим родителям мало внимания. Я редко приезжал к ним – бывали периоды в молодости, когда я приезжал к ним раз в месяц, а то и реже, хотя мы жили в одном городе. В те годы я все свободное время проводил с друзьями, которых давно уже и след простыл. Я так много времени тратил на эти посиделки в барах и бессмысленные тусовки и так мало помогал родителям. Я сожалел, что не прислушивался к их советам – ведь они всегда желали мне только добра. Я сожалел, что бывал излишне резок и груб с ними, а будучи подростком и вовсе дерзил им, стараясь задеть их побольнее. Сейчас я горько сожалел об этом. Если бы я раньше знал сколько любви и заботы они подарят мне в конце моей жизни, то относился бы к ним совсем иначе. А сейчас, лежа в детской кроватке, я уже не мог ничего изменить. Эх, если б только была возможность вернуть время назад или если бы наша жизнь текла наоборот…
