Обведя всех присутствующих горящим взглядом, я продолжил:
– Но у меня есть другое предложение! Лесные дороги легко блокировать засеками, устраивать перед ними засады. Мы можем измотать половецкую рать бесчисленными мелкими атаками, нападениями на дозоры и отставшие обозы, истреблять занятых грабежом. И тормозить их чуть ли не через каждую версту засеками, обстреливать из луков, а как только дело дойдет до серьезной схватки – отступать! Пока половцы покинут княжество, мы на треть сократим их рать, а к тому времени придут печенеги Кабугшина, и тогда уже дадим равный бой. Но, поверьте, к тому моменту дух куманов ослабнет, и они будут чувствовать себя не победителями князей на Альте, а проклятыми чужой землей и обреченными на справедливую гибель!
Мои слова возымели действие – командиры тмутараканской рати явно повеселели, глаза их загорелись. Да, озвученное предложение пришлось всем по душе, даже Асхар сумел отринуть апатию и впервые коротко улыбнулся. Правда, получился у него скорее звериный оскал. Ну хоть что-то!
А вот Ростислав марку держит – пару раз согласно кивнул, но промолчал, склонив голову, словно обдумывая предложение. Минуту спустя князь заговорил – и, как оказалось, он действительно крепко обмозговал мои слова.
– Воевода Андрей говорит дело. Но сколько всего ратников потребуется для засад? Все войско? Или, быть может, несколько сотен, не ввязывающихся в ближний бой?
После секундного раздумья я ответил:
– Конечно, все войско не потребуется. Действительно, достаточно всего нескольких сотен…
Ростислав меня перебил:
– Вот так и поступим. Ты, Андрей, собери бродников, объясни задачу и назначь им командира из надежных людей, а я дам им полсотни воинов из собственной дружины. Пусть бьют половцев на дорогах и тормозят их движение на юг, мы же уйдем в степь.
Решение побратима меня несколько удивило:
– Но, княже, позволь мне их повести! И потом, стоит ли покидать границы княжества?
Голос Ростислава несколько похолодел – верный признак раздражения:
– Ты, воевода, нужен подле меня. А уйти в степь мы вынуждены – запас еды в нашем обозе на исходе, рассчитывали ведь на то, что в княжестве его восполним. То же, что отбили сегодня у куманов, уже большей частью раздали полонянам. Нет, пойдем вдоль Днепра, воды будет достаточно, может, сколько-то рыбы поймаем сетями на вечерних зорьках. А Кабугшин вместе с подкреплениями приведет половецкий скот. Тогда и дадим сражение, объединив силы! Согласен, воевода? Все согласны?!
Присутствующие в шатре принялись бурно выражать восхищение мудрым решением князя – и, стоит отметить, что вполне заслуженно.
Конец сентября 1068 г. от Рождества Христова
Переяславское княжество
Воевода Первак внимательно смотрел на дорогу перед засекой, вот-вот ожидая, когда появится отряд полонян, ведомых куманами. Голова дружины бродников сильно волновался, несмотря на то что предыдущие три засады в целом удались, – просто он все еще не был уверен в себе, ведя в бой сотни воинов. Да и немудрено, полмесяца назад Первак сражался лишь во главе десятка!
Его жизнь не изобиловала радостями, и судьба не слишком благоволила будущему броднику. Мать умерла от родильной горячки, о ней не осталось ни единого воспоминания. Отец же сгинул в сече со степняками, когда мальчишка встретил четвертую весну своей жизни. Первак был единственным ребенком у родителей – отец, став вдовцом, так и не принял в семью другую женщину. Говорят, очень сильно любил жену и очень по ней тосковал, а может, просто не успел или не встретил женщины себе по душе… Новорожденного выкормила молочная мамка – батя договорился с недавно родившей молодкой, у которой хватало молока. А после его смерти мальчика принял в семью крестный, дядя Добран – побратим отца.
Кое-какая память об отце у Первака осталась. Иногда он видел его смутный образ во сне, иногда казалось, что вспоминает его голос. Были моменты, когда он чувствовал какой-то запах, отчего-то казавшийся знакомым и связанным с отцом…
Впрочем, на деле броднику было грех жаловаться: тысячи судеб на самой заре жизни перечеркивало то суровое время – кто-то умирал во младенчестве, кто-то погибал от когтей дикого зверя или под клинками врагов. Кому-то не везло сгинуть от горячки в детстве, кто-то тонул или по малолетству терялся в лесу. Уносил жизни голод, многочисленные пожары, коварные донские омуты… А когда парни взрослели до того, чтобы удержать в руках рукоять сабли или топора, то становились воинами. И одному лишь Богу известно, сколько их пало в бесчисленных стычках со степняками!
Первак же не просто выжил и стал воином, он сумел выбиться в десятники и взять в жены полюбившуюся ему девку, Милку. Та уже родила ему одного малыша, а теперь ходит пузатая вторым. И вот неожиданное назначение вначале в сотники – что, впрочем, было вроде бы временным, на один бой, – а после, и гораздо более неожиданное, воеводой над всеми бродниками!
К сожалению, Первак понимал, что побратим князя выбрал его не за заслуги, а лишь потому, что они несколько раз пересекались во время похода, перекинулись парой слов. То есть все дело в том, что Урманин знал его лучше других! Ну и еще он якобы оценил успехи бродника в управлении сотней в первом бою с половцами. Хотя на самом-то деле в той сече было невозможно до кого-либо докричаться, и Первак просто рубился среди прочих, сплотив вокруг себя группу ратников. Вместе они сумели пройти весь бой – вот, собственно, и вся его заслуга.
И все же Первак безропотно принял волю первого из княжеских воевод, а после сделал все возможное, чтобы задержать половцев. К слову сказать, сделал не так и мало!
В первый раз, преградив лесную дорогу засекой, бродники бесшумно ждали, пока передовой разъезд половцев осмотрится на месте и отступит к основным силам. В лес они благоразумно не сунулись – словно почувствовали, что там их ждет смерть. Когда же к завалу из деревьев подступило с сотню спешенных куманов, на них обрушился настоящий ливень стрел, истребивший половину отряда – остальные в панике отступили. Пришлось ворогу подтягивать к засеке лучников, прикрывать их щитами, но и тогда кочевники несли значительные потери. Хотя раненые, даже один убитый были и в отряде Первака, он сумел задержать врага на пару часов (не считая времени разбора завалов), положив при этом человек восемьдесят степняков. Но когда спешенные половцы, подгоняемые разъяренным ханом, во множестве полезли в лес, воевода увел людей, не приняв бой. Это также было обговорено с Урманином – не ввязываться в сечу и до последнего беречь воинов.
На следующий день головной дозор из двух десятков куманов перебили перед засекой, не дав ни одному из разведчиков уйти. Их тела, как и трупы лошадей, бродники оттащили в лес и прикрыли ветками, после чего дождались, когда колонна врага приблизится к препятствию. И вновь град стрел, ударивший из леса, косил половцев, и вновь они отвечали вслепую, не причиняя русичам особого вреда. Тогда куманы решили, что, спешившись, они быстро отгонят стрелков, и заплатили за самоуверенность кровью – в нескольких метрах от дороги смельчаков за деревьями ждали спрятавшиеся княжеские дружинники. Защищенные дощатыми бронями и вооруженные мечами и секирами, они вырубили первую цепочку половцев, заставив уцелевших в панике бежать. Первак увел людей, лишь когда вторая волна куманов, более многочисленная, пошла в лес.
