Но напряжение поединка не отпускало меня после весь день…
Подготовка к турниру заняла последний месяц целиком, а в воздухе повисло торжественное ожидание. Да, по всей видимости, весенние воинские состязания для ясов являются далеко не рядовым мероприятием. Что же, готовился к ним и я, проводя в тренировках с Радеем по несколько часов кряду, где мы напряженно соревновались в искусстве игры клинков. Впрочем, с определенным для себя риском я приглашал участвовать в них и аланов, желающих попробовать со мной свои силы. Мне позарез были нужны разнообразные спарринг-партнеры для подготовки, вот только и ясы видели мою технику, мой рисунок боя в тренировочных схватках. Но как бы то ни было, риск того стоил – даже если мне и суждено проиграть, в Магасе я в первую очередь посланник, а не поединщик. И отказ скрестить учебные клинки с добровольцами обидел бы аланов, выставив меня в глазах хозяев далеко не в самом привлекательном свете.
А все свободное от подготовки время я проводил с женой, гуляя с ней по крепостному периметру и любуясь как раскинувшимся у наших ног городом, так и красотой гор. Особенно чарующими были закаты в ясную погоду, когда золотистые лучи уходящего солнца каскадом ниспадали в долину, отчего-то отливающую синевой… Как и Дали, так и ребенку был нужен свежий воздух, а жене, кроме того, и умеренные физические нагрузки, так что на стены мы поднимались каждый день. Вскоре сменные стражники уже узнавали нас и приветствовали искренними улыбками и редкими, зато идущими от сердца пожеланиями добра. Понемногу мы с Дали в свободное время принялись учить ясский язык, что, как я полагал, должно было повысить мои шансы на общий успех посольства. Вечера же я проводил, поглаживая живот жены и разговаривая с малышом – в своем «настоящем» я не раз читал, что младенец слышит в утробе голос отца и запоминает его, что позволяет им в будущем быстрее привыкнуть друг к другу.
Удивительное дело, но вынужденная изоляция, практически заточение в итоге обернулось многими добрыми, нежными воспоминаниями…
А в начале апреля родился сын, Славка… Мстислав! Я назвал его в честь первого русского князя Тмутаракани, Мстислава Удалого, также прозванного в народе Храбрым – победителя касожского богатыря Редеди. Надеюсь, что имена несут в себе какой-то отпечаток характера, ведь сыну на Северном Кавказе придется непросто!
Наверное, я никогда так не боялся и никогда так усердно не молился, как во время родов жены. На территории замка знати есть небольшая часовенка – к сожалению, не полноценная церковь: их, увы, здесь все же не так много. Впрочем, слова богослужений что на греческом, что на ясском языках (я был удивлен, узнав, что аланы имеют свою письменность и ведут службы на родном языке!) мне непонятны, а помня о попытках отравления причастием, я малодушно побоялся посещать в Магасе полноценные службы. Хватило и часовни, куда заходил каждый день и молил Богородицу о здравии супруги и плода – и где провел несколько часов в день родов. Как же горяча, страстна, открыта была моя молитва – ни разу в жизни я не испытывал такого ощущения присутствия, такой благодати и света на душе! И можно считать это безумием, но момент появления ребенка я буквально почувствовал, со всех ног устремившись во внутренние покои! И еще не добежав до дверей, уже услышал громкий и требовательный плач младенца… Правда, поначалу мне было страшно подходить к этому крохотному, тепленькому комочку, удивленно и испуганно (именно таким мне показался его первый взгляд) смотрящего перед собой. Но вскоре я освоился и, к удивлению всех женщин, принялся возиться с малышом, баюкая его на руках и часы напролет проводя в покоях Дали. Здесь так не принято – но в общем-то плевал я на условности и чужое удивление.
Скорее всего, именно поэтому я выходил на первую схватку пусть и напряженным, страшась драться с обоеруким бойцом, но в то же время окрыленным рождением сына и с потаенной уверенностью в ее благополучном исходе. Смущало меня, конечно, что ясы не надевают броню в поединках и бьются заточенным оружием. Но, приняв предложение Дургулеля на участие в турнире, я дать не мог обратного хода.
После первого боя, перекинувшись парой фраз на корявом ясском с соперником, Фарнаком, я узнал, что он и сам далеко не димахер. Так же как и я, молодой воин разработал левую, научившись наносить ею несколько базовых ударов и уколов. Но никак не атаковать синхронно обоими мечами или одновременно нападать одной рукой, а другой защищаться. Как оказалось, все, чем овладел Фарнак из искусства владения парными клинками, сводится к его эффектному, но в общем-то бесполезному танцу. Впрочем, одна заготовка у него все же имелась и предназначалась новичкам, поверившим в мнимый момент слабости во время фланкировки (как и ожидалось). Но я не обманулся и вышел победителем из первой схватки, открывшей состязания. Можно сказать, это было эффектное показательное выступление, поставленное организаторами в самое начало турнира с целью подогреть публику. Зато второй поединщик мне предстоит уже из серьезных, крепких бойцов.
Урманин, как и Андерс. Вот только старше его, опытнее, выше и крепче на вид. Телохранитель византийского посла, воин варанги. Представитель враждебной стороны – человек, способный меня убить.
Человек, который обязательно попытается это сделать.
Я видел его первый бой. Залитая солнцем площадка, два высоких и крепких на вид воина, украшенных шрамами. Оружие привычное для варягов и вполне знакомое аланам – топоры. Скупые, экономичные движения обоих поединщиков – и очень сильные рубящие удары: сталь вгрызалась в дерево щитов. В какой-то момент схватка показалась мне предсказуемой и монотонной, скучной – пока урманин неожиданно для всех не взорвался серией мощных, стремительных ударов. Отбросив соперника щитом, варяг два или три раза очень мощно рубанул по защите, да так быстро, что я успел разглядеть лишь смазанные движения и летящую во все стороны щепу. Когда же аланский поединщик попытался ответить, норвежец перерубил древко его оружия одним точным встречным ударом! Ясский топор дважды сверкнул сталью на солнце, упав далеко в стороне… И тут же варяг вновь обрушил свое оружие на щит противника, прорубив наконец и защиту, и руку – что, к слову, вызвало ропот недовольных зрителей. Их возмутил не сам факт ранения, а то, что удар был нанесен уже после обезоруживания.
И вот что это было?! Досадный промах гвардейца, его неспособность повиноваться указаниям посла, наверняка предостерегавшего варяга от подобных выходок, или же столь сильное желание пустить противнику кровь, что побоку любые запреты?!
Прошло несколько дней, прежде чем я вновь вышел на песок арены. Что о ней можно сказать? Небольшая круглая площадка, всего десять на десять метров, огороженная деревянным парапетом и посыпанная редким здесь речным песком. Единственный помост рассчитан лишь на царя да пару его приближенных, все остальные места стоячие – но само ристалище находится в выемке долины. То есть на деле зрители могут находиться на разных уровнях, взирая на схватки сверху, этакий местный Колизей.
В этот раз у меня уже не было глубокой уверенности в своих силах, и несколько ночей, кроме последней, я провел в отдельных покоях – не хотел, чтобы мое волнение передалось и кормящей Дали. Впрочем, сегодня я ночевал с семьей: понял, что если мне суждено погибнуть, то будет обидно провести эти часы не с любимыми, когда у меня есть возможность надышаться ими напоследок, напитаться их теплом, запомнить их голоса – и, если потребуется, перед концом воскресить в себе эту память…
