Сохранилась. Правда, меню стало коротеньким, а цены пугающими. Или он просто не привык?.. «Студень говяжий – 0–90, салат из квашеной капусты – 0–53, рассольник ленинградский с курой – 1–25, солянка сборная – 1–87, каша молочная рисовая – 0–25, гуляш говяжий – 1–75, мясо духовое – 2–13, бифштекс рубленый – 0–98, картофельное пюре – 0–50, капуста тушеная свежая – 0–64…» Два года назад можно было нормально наесться на рубль, а теперь… С другой стороны, у него в кармане лежала приличная сумма. Правда, выдали ее для того, чтобы он добрался до своего родного поселка в четырех тысячах километрах отсюда.
Мясо духовое стоило дороже всего, но и масса больше – «45/250».
– А что такое мясо духовое? – спросил.
Повариха, полная, напоминающая тех, из училища, вот только не улыбающаяся, дернула плечами:
– Ну, духовое и духовое, вроде жаркого.
– Это с картошкой?
– Картофель, морковь, лук…
– А мясо какое?
– Свиное. – Повариха стала раздражаться.
– Тогда – гуляш с пюре. – Гуляш «75/15»; «15», надо понимать, подлива. – И солянку.
Повариха налила солянки, плюхнула пюре, начерпала ложкой гуляша.
– Хлеб? Пить?
– Два куска… И чай.
– С сахаром?
– Да.
Обед, или поздний завтрак, обошелся в четыре рубля семьдесят шесть копеек. М-да, если тратить в день на жратву по пятнахе, то его приличной суммы хватит на полмесяца. Но ведь будут и другие траты – надо отметить дембель. С Лехой и другими пацанами с заставы или со Степанычем.
К Степанычу надо обязательно. В фуражке он много не находит, да и в шинели… И в ботиночках этих парадных…
Еда оказалась вкусной. Готовить в Питере не разучились. Правда, солянка была жидковата, но ничего – поднялся приятно отяжелевший, омытый горячим потом. Теперь можно и в военкомат.
9
Не думал, что так далеко от метро. Голова успела превратиться в задубевший кочан, пальцы на ногах, казалось, постукивают о подошвы, пот остыл и царапал лопатки… Но увидел знакомое багрово-желтое из-за облупившейся краски, напоминающее Брестскую крепость здание и сразу согрелся. От страха.
Теперь-то, понимал, ему ничего не угрожает, все пройдено, испытано, долг отдан, но страх только креп. Он шел словно на сложную операцию, необходимую и с неизвестным результатом. Операция могла спасти, а могла убить.
Без труда нашел в доме из нескольких соединенных блоков нужную дверь, открыл, шагнул – и сразу почувствовал запах армии. Смесь ваксы, дыма сигарет без фильтра, кожи ремней, ношеных портянок, сукна, еще чего-то, чем пропитываются стены казарм… Но ведь здесь нет казармы – вроде бы обычное государственное учреждение, а запах есть. Скорее – дух. Дух учреждения, где вчерашних школьников и пэтэушников превращают в духов.
Усмехнулся этому каламбурчику, спросил дежурного:
– Не подскажете, где здесь выдают паспорта?
Дежурный уставился на Женьку ошарашенно, молчал.
– Я за паспортом пришел…
Глаза дежурного, немолодого уже старлея, может, когда-то за что-то разжалованного из капитанов, побелели. И, заикаясь от бешенства, он зарычал:
– Т-товарищ солдат, из-звольте доложиться!
Женька поставил «дипломат» на пол, подтянулся, приложил руку к фуражке.
– Виноват. Рядовой Колосов прибыл для получения паспорта в связи с увольнением с военной службы.
Им не объясняли в части, как и что говорить в военкомате, да и вообще с этими уставными формальностями Женька за два года сталкивался редко. На заставе не требовалось при каждой встрече с начальником, его замами, прапором отдавать честь и представляться, приказы наряду произносились заученной скороговоркой, на ежедневном боевом расчете от бойцов не требовалось вести себя как на параде. На заставе шла работа – работа по охране границы, и чистота сапог, блеск пряжки или бравое отдание чести в этой работе стояли далеко не на первом месте.
– Предъявите документы, – потребовал дежурный.
Женька достал военник, бумаги; дежурный слишком внимательно, явно мучая его, читал, листал. Оттягивал момент превращения этого за сутки забывшего об армейском порядке, припухшего бойца в гражданского человека.
Но в конце концов документы вернул, буркнул:
– Пятый кабинет.
В пятом кабинете сидел смутно знакомый Женьке майор. Кажется, как раз он два года назад руководил призывниками – загонял в просторное помещение, похожее на школьный класс, коротко рассказывал о том, как они разъедутся по частям, что можно брать с собой, что нет (неразрешенное можно было еще успеть отдать провожающим), вызывал по одному, велел расписываться в военных билетах…
Наученный недавним опытом с дежурным, Женька на пороге метнул ладонь к виску, четко произнес:
– Здравия желаю, товарищ майор!
– И вам того же, – не поднимаясь, ответил тот. – С чем пожаловал?
– Отслужил и хочу забрать паспорт.
– М-м, дело хорошее. Присаживайся.
Подойдя к столу, Женька заметил, какое огромное у майора пузо – оно начиналось от ключиц и шаром упиралось в ребро столешницы… У того тоже было пузо, но меньше. Хотя – за два года наверняка успело вырасти.
– Где служил? – спросил майор.
И дальше последовал подробный допрос: откуда родом, что собирается делать дальше, останется здесь или поедет на родину. Женьке это напомнило сцены из фильмов, где зэки выходят на свободу.
– Значит, – покачал головой майор, – будущее туманно.
– Хочу закончить училище…
– За последний год многое изменилось. Попробуйте, конечно… Но вот мои предложения: школа милиции принимает курсантов, и вы после прохождения службы, да еще с такими наградами… – Майор раскрыл военник. – «Отличник ПВ – II степени», «Старший пограннаряда»…
Женька хотел объяснить, что это для чего-то записали уже в отряде, перед увольнением, парадку показать без единого знака, даже без комсомольского значка… Не стал. Сидел, слушал.
– Уверен, они с руками оторвут. И койко-место на первое время, а потом – отдельная квартира, и обмундирование, питание. Или – еще не поздно на сверхсрочную перейти. Специалисты нужны. Тем более – перешли ведь мы на полтора года. Кто, – голос майора стал тихим и доверительным, – специалистом-то будет. Сами знаете – год в армии выживаешь, полгода в курс дела входишь, а полгода – служишь по-настоящему. У нас эти полгода отняли. – Помолчал, глядя в глаза Женьки своими унылыми и умными глазами. – Как?
– Товарищ майор, – Женька вдруг почувствовал себя виноватым, – разрешите на гражданке пожить? Очень мечтал. Если не получится, то, конечно…
– А, знаю я эти «конечно»… Бандитом станешь, и найдут тебя через месяц в мусоросборнике…
