«Что такое наше псколение, поколение разной рухляди, состряпанной в спешке и страхе перед войной или в первые дни войны под разговоры о том, что, прежде чем отправиться на войну, муж обязан сделать жене одного ребенка.
«Я появился на свет только потому, что была война». И во что тогда превращаются детство и юность? Ничего, кроме постоянного извинения за то, что ты вообще существуешь — «извините, что я родился». Теснота, стесненная жизнь в затемненных комнатах, угроза бомбежек, бомбежка, разбитые стекла, а затем бомбоубежище, бункер. А с неба падают горящие самолеты и горящие человеческие тела.
А что потом, когда все это кончилось? Затхлая атмосфера коллективной вины, сцены жестокостей, задним числом экономно допущенные в общую атмосферу, переломанные кости, горы трупов внедрялись в сознание — этого не пережило ни одно другое поколение до нас здесь, в поверженной Германии.
Было разрушено нечто значительно большее, чем дома, было задушено и погублено значительно больше, чем было убитых на войне, — великое пространство, интеллектуальный ландшафт отмерли и были опустошены.
Теперь ты можешь понять, в каком общем климате мы, каждый на свой лад, вырастали и что коварным образом прокралось в жизненный опыт и жизненные установки нашего поколения?»
Эти слова принадлежат писателю Рольфу Дитеру Бринкману, родившемуся в 1940-м и умершему в 1975 году.
«Бунт направлен против тех, кто сделал меня свиньей. Это не слепая ненависть, не стремление вернуться назад, в нирвану перед рождением. Это бунт против двадцати лет в родительском доме, против отца, манипуляций, совращения, растрачивания молодости, против восторга, энтузиазма, надежды. Так же, как я, были обмануты все мы, в своих мечтах, любви, духовных исканиях…»
Это сказано писателем Бернвардом Веспером, сыном нацистского поэта Вилли Веспера, родившимся в 1938-м и умершим в 1971 году. Бернвард Веспер был помолвлен с Гудрун Энслин, одной из самых известных западногерманских террористок. У них родился сын, которого мать потом бросит ради подполья.
Многие сыновья не захотели становиться отцами или не смогли. Они бросали бомбы в поколение отцов. Они были преступниками и жертвами одновременно.
Поколение рожденных после войны было травмировано Освенцимом, настояло на дебатах о фашизме и потребовало от отцов чего-то большего, чем приватные разговоры в свое оправдание. Упоение дискуссиями охватило сыновей, желание противоречить привело к бунту против отцов. Обычные оправдания не принимались. Самая употребительная отговорка насчет того, что они ничего не знали, не вызывала доверия.
Одновременно это был протест и против подавления сексуальных свобод, против всего тяжеловесного и косного, против всего формального и архаичного. Брак признавался формой капиталистической собственности и отвергался: один человек не может принадлежать другому! Молодые отрекались от мира взрослых. Это проявилось и в одежде. Именно тогда девушки стали носить вместо юбок установленной длины брюки и джинсы.
Рассерженные молодые люди собирались в Западном Берлине. Правящий бургомистр Вилли Брандт заботился о том, чтобы студенты, творческая молодежь чувствовала себя в городе комфортно. В Западном Берлине молодые мужчины освобождались от призыва в бундесвер.
По этой причине сюда приехал Андреас Баадер, чей отец, солдат вермахта, попал в плен в 1945 году. Домой он не вернулся, видимо, умер в лагере для военнопленных. Его сын, артистичный, одаренный молодой человек, вырос законченным эгоистом с манией величия. Он не желал подчиняться никаким правилам. Ездил на мотоцикле и машине без водительских прав. В немецком обществе это немедленно привело его к конфликту с законом. В ответ он объявил войну государственной машине.
Андреас Баадер пользовался большим успехом у молодых девушек, которые настолько увлекались, что следовали за ним во всем. В него влюбилась Гудрун Энслин, дочь пастора. Она окончила курсы преподавателей начальной школы, училась в педагогическом институте и писала диссертацию.
2 июня 1967 года в Западном Берлине проходила студенческая демонстрация против визита иранского шаха Реза Пехлеви. Европейские либералы обвиняли шаха в угнетении собственного народа. Демонстрантов жестоко разгоняли полицейские. Один из стражей порядка, Карл Хайнц Куррас, смертельно ранил студента Бенно Онезорга. Это вызвало массовое возмущение.
В тот день вечером именно Гудрун Энслин произнесла несколько фраз, ставших историческими:
— С поколением, которое устроило Освенцим, нельзя вести дискуссию. Эти свиньи нас всех прикончат. У них есть оружие, у нас нет. Мы тоже должны вооружиться.
В то время так думали многие молодые люди. Претворить эту мысль в действие означало заняться терроризмом.
«То, во что нас втянули, дерьмо, — писал Бернвард Веспер, жених Гудрун Энслин, — и нам надо сначала вернуться к тотальной безответственности, чтобы мы вообще могли спастись. Сейчас речь идет о том, чтобы добиться свободы своего Я».
Энслин и трое юношей — Андреас Баадер, Торвальд Проль и Хорст Зёнляён — совершили первый теракт, который сегодня кажется совершенно невинным. В знак протеста против убийства студента Бенно Онезорга и войны во Вьетнаме в ночь на 3 апреля 1968 года они подожгли во Франкфурте-на-Майне два универмага. Перед закрытием магазинов они оставили зажигательные бомбы.
Всех арестовали. Среди бумаг Торвальда Проля нашли его записки:
«Мы будем поджигать универмаги, пока вы не прекратите покупать. Стремление потреблять терроризирует вас. Мы терроризируем товары».
На суде они не отрицали содеянного. Напротив, гордились собой, и в зале собирались их восторженные поклонники. Фриц Тойфель, один из основателей «секс-коммуны № 1», заявил:
— Лучше поджечь универмаг, чем владеть им.
Журналистка Ульрике Майнхоф, мать двоих детей, в прошлом убежденная коммунистка, развелась с мужем и вела борьбу со своим буржуазным бытом. Майнхоф поддержала молодых людей со страниц журнала «Конкрет»:
«Прогрессивный момент в поджоге универмага состоит не в уничтожении товаров, а в самом факте нарушения закона».
Первоначально молодые немецкие радикалы не собирались никого убивать. Криминальные акты должны были служить лишь провокацией, резким звонком будильника, выводящего из состояния летаргии погрязшее в потреблении общество. Для «расширения сознания» они употребляли не только спиртное, но и наркотики.
Молодые люди быстро перешли ту грань, за которой превратились в опасных уголовных преступников. Баадер первым небрежно бросил, что несколько смертей «пошло бы на пользу нашему делу».
Они ушли в подполье и создали небольшую организацию под названием «Фракция Красной армии», имея в виду, что в будущем единая Красная армия победит во всем мире.
Чаше их называли «группой Баадера — Майнхоф» — по имени недоучившегося студента Андреаса Баадера и журналистки Ульрике Майнхоф. Хотя в реальности более важную роль сыграла Гудрун Энслин, поразительная аморальность сделала ее мотором подполья.
