В оценке пакта Молотова — Риббентропа и последующего распоряжения Сталиным зоной «наших политических интересов», как она была очерчена в секретных приложениях, Л-Суворов близок к Хрущеву до совпадения. Хотя тот о приложениях к пакту упорно молчит — возможно, чтобы не подставлять советскую дипломатию, которая в ту пору отрицала их существование как грязную клевету. Хрущев все-таки был искренним патриотом СССР, хотя и на свой антисталинский манер. Этим и оказался негож для нового агиографического дискурса.
Суворов™ не только следует в обновленном идейном русле — он его формирует. Надо признать, вполне успешно: многие поверили. Его текст расхваливает секретные приложения долго и подробно, как гениальный стратегический ход, что в конце концов и стало мейнстримом нового вертикализма. По сути, опять повторяя тезисы Хрущева — снова без ссылки и снова с изъятием критики в адрес Сталина. Сам Хрущев, патриотично зажевав вопрос о секретных приложениях, тем не менее с удовольствием перечисляет их плюсы. Помимо счастливого воссоединения украинского и белорусского народов, «тут и расширение территории, и рост населения, и общее усиление СССР… Раньше у нас имелся только узкий вход в Финский залив, а теперь — настоящая морская граница. Кроме того, рассуждали мы тогда, территория Латвии, Эстонии и Литвы, если разразится “большая война”, стала бы плацдармом для иностранных войск, и Англии с Францией, и Германии. Для народных масс Прибалтики это был большой успех»
[248].
Не спрашивая, откуда ему ведомо мнение «народных масс Прибалтики», отметим, что начиная с финской войны оценки Суворова™ (в отличие от оценок Л-Суворова) расходятся со взглядами бывшего советского начальника все сильнее. Попервоначалу Хрущев, как и все прочие члены Политбюро, был полон оптимизма и абсолютно доверял стратегическому гению тов. Сталина.
«Более того, я, как и он, считал, что это в принципе правильно. А насчет войны с Финляндией думал: достаточно громко сказать им, если же не услышат, то разок выстрелить из пушки и финны поднимут руки вверх.»
[249].
Хотя ему по-человечески немного неловко, что первым все-таки напал СССР, прикрывшись провокацией в Майниле.
«Сталин заметил: “Сегодня начнется это дело.” Возникает вопрос: имели ли мы юридическое и моральное право на свои действия? Юридически, конечно, не имели права. С моральной же точки зрения желание обезопасить себя и договориться с соседом оправдывало нас в собственных глазах. Мы были уверены, что если финны приняли наш вызов и развязалась война, причем в ней участвуют несоизмеримые величины, то вопрос будет решен быстро и с небольшими потерями для нас»
[250].
Довольно специфическое желание договориться с соседом, сменив у него власть на пролетарский режим Куусинена. Но Бог с ними. Скоро для Хрущева и его коллег наступает время не теоретически-правовых, а чисто материальных разочарований. Карельский перешеек «сначала оказался нам не по зубам… Сталин негодовал… Все это слилось в главное обвинение Ворошилову. Ведь он был наркомом обороны… То были страшные месяцы и по нашим потерям, и в смысле перспективы… Сталин сказал нам: “Посол Германии Шуленбург передал предложение от Гитлера: если мы встречаем затруднения в борьбе против финнов на Балтийском море, то немцы готовы оказать содействие…” Сталин, разумеется, отказался, но буквально пришел в замешательство в результате этого случая, образно выражаясь, посерел. Можете себе представить! Будущий враг нас так оценивает. В советском руководстве нарастала тревога. Пока не такая уж сильная, но нарастала. Если мы с финнами не сможем справиться, а вероятный противник у нас более сильный, то как же с ним тогда будем справляться?…Я бы сказал здесь, что Финляндская война на деле обошлась нам, может быть, даже в миллионы жизней. Почему я так думаю? Потому что если бы мы финнов не тронули и договорились как-то без войны, то о нас имелось бы за рубежом иное представление. Ведь если Советский Союз еле-еле справился с Финляндией, с которой Германия расправилась бы очень быстро, то что останется от СССР, если на него двинутся немецкие войска. Гитлер рассчитывал, что расправится с СССР в два счета. Так родился курс на молниеносную войну и план “Барбаросса”, основанные на самоуверенности. Питала эту самоуверенность в немалой степени злополучная, неудачно проведенная нами финляндская кампания… Конечно, СССР как бы обманул Гитлера своими поступками в этой кампании, так что немецкая самоуверенность дорого обошлась Германии. Но мы же не притворялись нарочно зимой 1939–1940 г., так как не знали заранее, чем все кончится и как потом развернутся события. А миллионы людей в войне с Германией потеряли»
[251].
Частный случай раздвоения личности
Как видим, весьма близко к первоначальным взглядам Л-Суворова. Но Суворов™ настойчиво предлагает заглянуть в подзорную трубу истории (точнее, в калейдоскоп) с противоположного конца. Чтобы стеклышки сложились в правильную картинку с вождем в центре, инструмент приходится все время потряхивать. И передергивать. Оказывается, все было нет так! Все было как раз наоборот! Хитрый Сталин в Финляндии притворялся слабым, чтобы всех обмануть (подумаешь, полтораста тысяч своих положил ради спектакля)
[252]. Кроме того, финская война завершилась убедительной победой — присмотритесь внимательнее, разве не видно?! Сталинская армия была самой мощной в мире. Просто все вокруг были идиотами. А Суворов™ нет! Он умный. И читатель его тоже. Они вдвоем всех насквозь видят и еще на три метра под землю. Такая уж них могучая сталинская оптика.
Это «не Сталин дурак, а Гитлер с Черчиллем» (с. 151). Простите, кто и где Сталина называл дураком? Маньяком, убийцей, лжецом и параноиком — случалось. Маньяком Плеханов и Ленина называл. Но маньяк и дурак — явления ортогональные… Рузвельт и Черчилль против Сталина у Суворова™ «политические кретины» (с. 154). «Гитлер не понял простой вещи — сам он в руках Сталина играет роль слабоумного ван дер Люббе, только в мировом масштабе» (с. 73). А уж план «Барбаросса» — «это верх идиотизма. вопрос об умственных способностях германских планировщиков в обсуждении не нуждается» (с. 139).
В общем, тов. Сталин опять всех обхитрил! Два с половиной десятка миллионов потерь на этом величественном фоне пустяк. Когда он 6 ноября 1941 г. рассказывает трудящимся про дефицит танков в сравнении с Гитлером, это тоже такая тонкая кампания дезинформации мирового империализма. Хотя, отметим, слегка напоминающая дезинформационные кампании с построением коммунизма, коллективизацией, индустриализацией, великим планом преобразования природы и железнодорожной эпопеей.
