— Какая разница? — спокойно ответил он. — Дед прав. У нас обоих есть обязанности, которые превыше наших личных желаний. Пришло время выполнить наш долг, Анна.
— Ты забыл, что я американка? И мне наплевать на ваше герцогство и наследников! — в бешенстве выпалила Анна. — Я не собираюсь начинать с тобой никаких отношений, пока ты не докажешь мне, что действительно переменился.
— Понятно. Значит, опять возвращаемся к самому началу?
— Да.
— Несмотря на то, что прошлой ночью ты выполняла супружеские обязанности так же страстно, как и я?
— Я была… в беспамятстве.
— По меньшей мере, — улыбнулся он. Прежде чем она успела возразить, он прижал к ее губам кончики пальцев, заставляя замолчать.
— Мы оба были в беспамятстве, Анна. Зачем отрицать, что мы сгорали общим желанием и получили взаимное наслаждение?
— Между нами нет абсолютно ничего общего! Ты бессердечный человек, которым правят только страсти и эгоизм. А у меня, знаешь ли, есть сердце, и я не собираюсь отдавать его тебе.
— Ты боишься, что снова влюбишься в меня?
— Нет.
— Тогда чего ты опасаешься? Я обещал тебе быть надежным мужем.
— Надежным мужем, — с горечью повторила она. — Из-за прошлой ночи я не доверяю тебе. Я не прощаю тебя. Я не хочу тебя. — Ее глаза метали молнии. — Возвращайся в город, Дом. Возвращайся к ней.
— Опять мы отвлеклись на разговоры о других женщинах, — с сожалением произнес Дом. Она не ответила.
— Анна… а если я скажу тебе, что Марго и другие… они все в прошлом и что я буду верен тебе?
Анна покрылась холодным потом.
— Это ничего не изменит, — тихо ответила она. Ее слова страшно разочаровали Дома, но он быстро взял себя в руки.
— Понятно.
— Неужели? — Анна резко повернулась и вышла из комнаты.
Дом смотрел ей вслед.
Семья собралась в библиотеке. Кларисса пришла последней. Семейный адвокат Кэнфилд, высокий худой человек средних лет, обменялся рукопожатием с мужчинами и приветствовал леди. Все сели. Кларисса и Анна — на диван. Дом — в кресло около них, а герцог предпочел остаться за письменным столом. Кэнфилд откашлялся.
— Это займет немного времени. Можно начинать?
Рутерфорд кивнул. Дом поймал себя на том, что смотрит на Анну. Она сделала вид, что не замечает его взгляда. Кларисса казалась очень взволнованной.
Кэнфилд зачитал завещание. Оно было коротким, так что вся процедура заняла лишь несколько минут.
«Я, Филип Сент — Джордж, маркиз Уэверли. граф Кэмптон и Хайглоу, барон Фелдстоун и наследник, герцогства Рутерфорд, находясь в здравом уме и твердой памяти, настоящим завещаю все свое состояние, составляющее примерно восемь тысяч фунтов, моему самому дорогому другу Мэтью Файрхавену. Также завещаю ему мой особняк Уэверли Хауэ в Лондоне вместе со всем имуществом.
Моей любимой законной жене я не оставляю ничего. Моему единственному сыну оставляю мой дневник. Подписано и засвидетельствовано сегодня, пятнадцатого сентября тысяча восемьсот пятьдесят второго года лордом Чарлзом Гарлеем и мною». Кэнфилд отложил завещание. В комнате воцарилась гробовая тишина. Кларисса вскочила на ноги. Ее лицо стало белым как мел, но она не произнесла ни слова.
Дом тоже встал, ошеломленный тем, что они услышали.
— Кто этот чертов Мэтью Файрхавен?
Кэнфилд посмотрел на Дома.
— Как сказано в завещании, он лучший друг вашего отца.
Дом не верил своим ушам.
Кларисса молчала.
Анна смотрела то на Дома, то на его мать.
Постепенно удивление Дома уступило место обиде и бешенству. Господи Боже! Отец все завещал своему другу и не оставил ни пенса ни жене, ни сыну! Пораженный, он снова сел.
Кларисса с высоко поднятой головой прошла к окну и, повернувшись ко всем спиной, бездумно уставилась в сад.
Дом молча следил за ней. Первой опомнилась Анна.
— Кларисса, я налью вам горячего чаю.
— Не надо, — безжизненным голосом произнесла Кларисса.
Доминика охватила ярость. Его мать осталась нищей! Он знал, что она и Филип не подписали до свадьбы соглашения о доле собственности, которая перейдет к ней в случае смерти мужа, потому что сбежали. И вот теперь Филип оставил все сбережения и Уэверли Хауз Файрхавену! Это было величайшим оскорблением. Но никто из посторонних не должен узнать об этом. Он поднялся с кресла.
— Кэнфилд, вам придется хранить содержание завещания в полной тайне.
— Разумеется, — вежливо ответил Кэнфилд. Но Дом не успокоился.
— Иначе вы будете отвечать передо мной, — продолжил он более решительно.
Герцог встал и подошел к внуку.
— Дом, я уверен, что мистер Кэнфилд никому не расскажет, что произошло здесь сегодня утром. — Его тон был еще более суров.
Дом почти не слышал герцога. Сердиться надо было не на Кэнфилда, а на Филипа.
Он посмотрел на мать. Она все еще неподвижно стояла у окна. Как Филип мог так с ней поступить? Они были женаты двадцать девять лет. Неужели Филип хотел наказать ее даже из могилы? И за что?
Когда-то они любили друг друга и даже бежали вместе, чтобы пожениться. Неужели потом они так серьезно поссорились? Дом знал, что их отношения были весьма прохладны, но не думал, что родители до такой степени ненавидят друг друга.
Наконец Кларисса повернулась. Ее лицо было мертвенно-бледным и совершенно безжизненным, словно восковая маска.
— Не имеет никакого значения, узнает кто-нибудь или нет.
Дом покачал головой.
— Имеет, — решительно сказал он и, подойдя к матери, слегка сжал ее плечи. — Мама, я хочу, чтобы ты ни о чем не беспокоилась. Я все устрою. В твоей жизни ничего не изменится.
— Спасибо, Доминик, — ответила Кларисса, глядя ему в глаза.
— Ну, Кэнфилд, ты всех нас удивил, — со вздохом промолвил Рутерфорд.
Кэнфилд покраснел от смущения.
— Я пытался отговорить Филипа, но он был непреклонен.
— Мой сын как был дураком, так им и остался, — сердито буркнул Рутерфорд.
— Лорд Уэверли, — сказал адвокат, обращаясь к Доминику.
Дом увидел, как Кэнфилд достает сверток.
— Что это? — спросил он, хотя уже и сам понял, что в нем.
— Как сказано в завещании, ваш отец оставил вам свой дневник. Вот он, — с улыбкой произнес Кэнфилд.
Дом уставился на завернутую в бумагу рукопись толщиной в большую книгу. Дневник?.. Дом не знал, что Филип вел дневник. Может быть, содержимое даст ему наконец возможность узнать и понять своего отца.
