– Бэрримор, готовьтесь к приезду сэра Генри, он на днях вернется. Я же совершу крайне долгое путешествие за границу, начните немедленно собирать мои вещи!
Тот, как и подобает дворецкому из хорошего дома, не задавая ни единого вопроса, с непроницаемым лицом почтительно поклонился:
– Как будет вашей милости угодно. Пришла очередная телеграмма от мистера Десмонда, он просит вас принять его, так как ему нужны деньги на реставрацию церкви в приходе в Уэстморленде, где он служит…
Бэрил истерично закричала:
– Бэрримор, выбросьте эту телеграмму, не хочу ничего слышать о нищих родственниках моего мужа, которые испрашивают у меня подаяния! Мне надоело, я устала, я уезжаю!
Нина, не прощаясь, вышла прочь. Что же, похоже, она спасла еще одну жизнь – жизнь сэра Генри Баскервиля, который, не вмешайся она, стал бы жертвой коварства своей алчной жены.
Но к пониманию того, где же прячется доктор Шеппард, это ее ничуть не приблизило. Одно понятно: не в Баскервиль-холле.
Усевшись в повозку и заметив, что уже вечереет, Нина спросила:
– А где у вас имеется если не гостиница, то хотя бы пансион или постоялый двор, Перкинс?
Возница, трогаясь, ответил:
– В Кумби-Треси, мисс, это к югу отсюда, милях в семи. Там деревня побольше, чем Гримпен-Грин, имеется небольшой пансион «Золотой клюв».
«Золотой клюв»? Прямо как аптека Захарии Осборна в Кингз-Эббот! Если это не знак, то разрази ее гром!
– Везите меня немедленно в Кумби-Треси, в пансион «Золотой клюв»! – велела Нина, ничего не понимающая, но абсолютно уверенная, что на месте разберется.
И снова повозка покатилась по красивым, но таким заунывным местам, и Нина, не слушая болтовню Перкинса, думала о том, что ей стало известно из более чем странного разговора с хозяйкой Баскервиль-холла.
Ее взгляд упал на одиноко стоящий большой дом, и тут же донеслись слова возницы:
– Вот тут он и шалит, старый Франклэнд. В своем доме, где жил и умер. Свет там по ночам горит, огоньки видны. Ох, не к добру все это, мисс, помяните мое слово, не к добру! Болота у нас – места лихие… И побыстрее бы нам добраться, а то скоро баскервильская собака на охоту выйдет.
Что верно, то верно, более чем лихие. Причем и вовсе без собаки, которая к тому же давно мертва.
Равнодушно скользнув взглядом по этому большому пустому старому дому, Нина снова углубилась в свои мысли, и в этот момент на крыше дома что-то блеснуло.
Неужели привидение шалит?
Но нет же, это была всего лишь линза одиноко стоявшего телескопа, в который угодил луч клонившегося к закату солнца.
И тут Нина все поняла. Истошно закричав, чтобы возница остановился, девушка снова посмотрела на дом покойного старика Франклэнда, но уже совершенно другими глазами.
– Отвезите меня туда, Перкинс! – заявила она.
И тот в страхе ответил:
– Ну нет, мисс, мы так не договаривались! Ни за что я туда, в логово чертей, не поеду! Они же заживо сожрут и меня, и вас, мисс!
Нина же усмехнулась. Так и есть, она нашла место, в котором прятался доктор Шеппард, – где же, как не там, в доме с привидениями, можно вполне комфортабельно пожить, не опасаясь при этом, что огни по ночам привлекут чье-то внимание.
Интересно, так все случайно получилось или нарочно? Она имела в виду кончину старого Франклэнда. И поняла, что сомнений у нее нет: чтобы вселиться в его дом, доктор Шеппард вполне мог убить склочного сутяжника.
А потом распустить слухи о том, что в доме обитает призрак бывшего хозяина, во что местный народец, как верно заметил доктор Мортимер, весьма темный, после ужасов, связанных с баскервильским делом, с готовностью поверил.
– Тогда подождите меня здесь! – произнесла девушка, выходя из повозки и ступая на красную пыльную землю.
Перкинс, в ужасе уставившись на нее, произнес:
– Мисс, не ходите туда, старый Франклэнд будет ужасно недоволен. Он и при жизни был не сахар, а уж после смерти…
Ну да, если кто и будет недоволен, так доктор Шеппард, но к встрече с ним Нина была готова.
– Вы точно меня подождете, а не уедете, Перкинс? – произнесла она строго, и возница, заверив ее, что до заката, так и быть, никуда не денется, в страхе смотрел на Нину.
Та же, чувствуя, что испытывает странное щемящее чувство, быстро направилась по дороге через вересковую пустошь к дому старика Франклэнда.
Доктор Шеппард был, крайне опасен. Однако все, что от нее требовалось, это вызвать дверь – и втолкнуть в нее этого несносного убийцу.
И передать его в руки литературных дементоров.
Нина приблизилась к обветшалому строению и сначала обошла его – интересно, дома? Если доктор Шеппард был на месте, то он увидел ее издалека и имел возможность приготовиться к ее визиту.
Ну что же, она тоже будет крайне рада новой встрече!
Поднявшись по ступеням к двери, Нина толкнула ее, уверенная, что та заперта, но дверь была открыта. Впрочем, зачем доктору ее закрывать, ведь опасности для него никакой нет: никто из любопытных соседей не заявится, даже воришки держались от дома с привидениями как можно дальше.
Оказавшись в небольшом холле, Нина решила, что скрывать свое присутствие, к тому же, не исключено, от внимания доктора Шеппарда и так не ускользнувшее, не стоит.
– Добрый вечер, доктор Шеппард! – произнесла она, прислушиваясь. В доме что-то скрипнуло, и Нина прошла сначала в гостиную, заметив лежащую на столе раскрытую книгу, а потом оттуда и на кухню, где ее взгляду предстали груда немытой посуды и остатки еды.
Причем если бы это осталось от покойного старика Франклэнда, то наверняка все уже заплесневело бы или даже покрылось паутиной, однако ничего подобного не было – значит, все свежее.
Это доктор Шеппард тут шалил.
Легко взбежав по лестнице на второй этаж, Нина громко сказала:
– Доктор Шеппард, ну где же вы! Разве вы не рады нашей встрече?
Похоже, нет, раз молчит. Наверняка у него есть оружие, но Нина была уверена, что такой тщеславный человек, каковым был доктор Шеппард, не будет нападать на нее из-за угла, а сначала решит поболтать, поведав о своих подвигах.
Нина прошла в спальню и заметила смятую постель и раскрытый платяной шкаф. А на стуле – смятую записку, расправив которую увидела написанное красивым, явно дамским, почерком: «Мой любимый Джеймс, я так по тебе скучаю, мне так не хватает твоих ласк…»
Нина пробежала все послание глазами и покраснела. Та, которая его написала, была в явной зависимости от чар доктора Шеппарда. Что же, как она знала, с женщинами он обращаться умел, подчиняя их своей злой воле.
