– Думаю, отлично понимаете, Паркер. Вам же ясно, что я обращусь в полицию и вам придется отвечать по всей строгости закона?
Дворецкий, вздрогнув, уставился на нее:
– Мэм, но я действительно не понимаю!
Нина же требовательно произнесла:
– Паркер, вы сами решили это затеять или вас кто-то надоумил? В ваших же интересах говорить правду, только правду и ничего, кроме правды!
Дворецкий, уже справившись с охватившим его страхом, заявил:
– Мэм, о чем вы ведете речь?
Нина воскликнула:
– О том, Паркер, что вы только что пытались убить меня!
Дворецкий, сверкнув глазами, с явной обидой произнес:
– Мэм, мне крайне обидно, что вы считаете меня способным на подобный ужасный поступок. И разрешите поинтересоваться: где вас только что пытались убить?
– Паркер, не валяйте дурака! Вы отлично знаете, что, заманив меня телефонным звонком к церкви, сбросили на меня с колокольни могильную плиту! И это было каких-то пять минут назад!
Полностью успокоившись, Паркер ответил:
– Мэм, клянусь всем святым, что вам я не звонил. И вообще, я сегодня из дома не выходил. А и пять, и десять, и пятнадцать минут назад я был у мистера Рэймонда, принимал его поручения на завтра. Хотите переговорить с ним?
Нина, закусив губу, хотела.
Паркер, приведя румяного секретаря, предоставил его в распоряжение Нины, и тот подтвердил: да, Паркер был у него, причем и пять минут назад, и десять, и пятнадцать.
Могла ли она верить этому более чем подозрительному типу, который, как она теперь знала, вместе с Флорой затевал убийство?
Но то, что они затевали одно убийство, не значит, что они пытались осуществить другое.
Заметив на себе насмешливый взгляд Джеффри Рэймонда, Нина сухо поблагодарила и отпустила его. Тот, явно сгорая от любопытства, все же был вынужден удалиться из холла, сделав это с огромным сожалением.
Паркер же, взирая на нее со странной снисходительной усмешкой, произнес:
– Мэм, уверяю вас, я к этому непричастен!
Что же, выходило, что это именно так. Или и секретарь, и дворецкий лгали, потому что были заодно? И румяный Джеффри отдал бледному Паркеру приказ заманить ее к церкви и убить?
Но если так, то она не сможет ничего доказать – они ведь заодно и будут придерживаться своей версии до последнего!
Паркер, кашлянув, произнес:
– И вообще, мэм, смею дать вам совет: если вы говорите, что вам кто-то звонил, то вы ведь можете, обратившись на телефонную станцию, узнать, откуда был звонок. Насколько я в курсе, они в состоянии проследить это…
– Благодарю вас, Паркер! – заявила Нина, не понимая, чего ей следует ожидать от этого совета дворецкого: то ли он говорил правду, стараясь ей помочь, то ли толкал на ложный след, желая запутать.
Тут появилась облаченная в форму горничной девица, заявившая:
– Мистер Паркер, вас немедленно требует к себе миссис Экройд. У нее снова разыгрался приступ ревматизма… Ой!
Нина, сначала не обратившая внимания на прислугу (она отлично понимала, что делать ей в «Королевской лужайке» больше нечего: взбудоражив весь особняк, она должна была ретироваться), вдруг уставилась на эту девицу, которая прижалась к стене.
Потому что перед ней стояла та самая миловидная рыжеволосая горничная, которая принесла ей в «Трех оленях» чай невесть с чем.
Узнала не только она горничную, но и горничная ее – на лице девицы застыла испуганная мина.
Нина, уставившись на нее, произнесла:
– Вы ведь недавно навещали меня в гостинице, милая моя? И даже пытались убить!
Паркер, переключив внимание на рыжеволосую горничную, требовательно произнес:
– Глэдис, это так? Ну, отвечай, Глэдис Джоунс! Чего ты молчишь?
Рыжеволосая Глэдис, дрожа всем телом и будучи крайне близка к истерике, в самом деле молчала.
Подойдя к ней, Паркер как следует тряхнул ее за плечи.
– Глэдис Джоунс, ты вторая горничная в особняке капитана Пейтена, а замешана, как оказывается, в крайне сомнительных делишках! Тебе же понятно, что нам придется немедленно вызвать полицию?
Паркер и сам был замешан в крайне подозрительных делишках, однако Нина была благодарна ему за то, что, используя пусть и не самые джентльменские формы поведения, он заставил вторую горничную, уже пустившую слезу, наконец-то выдавить из себя:
– Но я ведь не знала, мистер Паркер! Меня он просто попросил! Попросил оказать ему услугу, принять участие в розыгрыше…
И, захныкав, закрыла лицо руками.
Паркер толкнул ее в небольшую каморку, в которой включил свет, дернув за свисающий с потолка длинный шнур, подождал, пока Нина не присоединится к ним, а затем продолжил допрос с пристрастием:
– Глэдис Джоунс, слезами горю не поможешь. Итак, говори все начистоту!
Ну да, запугивать несчастных глупых дурочек он явно умел. Наверное, сказывалась многолетняя практика дворецкого.
Глэдис, подняв полные слез глаза на Нину, прошептала:
– Мэм, мне так жаль! Если бы я знала, что за всем этим стоит, я бы ни за что не согласилась. Но он сказал, что это всего лишь розыгрыш, мэм! И что мне надо, проникнув через черный ход в «Три оленя», подать вам на подносе завтрак. Он мне сам его всучил…
Нина бесстрастно произнесла:
– Кто он, Глэдис?
Та замотала головой, а Нина, посмотрев на Паркера, который явно почуял для себя возможность новой аферы с шантажом, произнесла:
– Крайне вам благодарна, Паркер, вы мне очень помогли. И, кстати, не премину воспользоваться вашей идеей с телефонной станцией. Не смею вас больше задерживать.
Дворецкий, уставившись на нее, произнес:
– Мэм, я очень рад помочь вам. Но, думаю, мне не стоит уходить…
Нина настояла на своем:
– Паркер, вы мне очень помогли, но теперь вас требует к себе миссис Экройд. А вы знаете, что заставлять ее ждать неблагоразумно. Благодарю вас, Паркер!
Дворецкий, по физиономии которого было понятно, что он желал остаться и выбить из Глэдис Джоунс сведения, которые потом при помощи нехитрого ремесла шантажа можно было бы обратить в звонкую монету и шуршащие банкноты, был вынужден ретироваться из каморки.
Нина, оставив дверь намеренно приоткрытой, так, чтобы можно было видеть холл и любого, кто решил бы их подслушать, дождалась, пока Паркер исчезнет, и продолжила ласковым тоном:
– Глэдис, я обещаю вам, что в полицию обращаться не буду. Но только при условии, что вы скажете мне правду! Причем прямо здесь и сейчас!
