Вот так великий сыщик попал впросак!
Нина осмотрелась в поисках Паркера, однако около церкви никого не было. Ну да, он же хотел встретиться с ней под колокольней…
Прохаживаясь с раскрытым зонтом под колокольней, Нина размышляла. На ум ей вдруг пришла занятная мысль: если Пуаро прав и убийца – все же доктор Шеппард, то зачем тому вообще требовался звонок, чтобы наведаться в особняк к Экройду?
Ну, для чего требовалось наведаться туда, понятно: чтобы спрятать диктофон, с головой изобличавший доктора. Ему нужен был любой более или менее благовидный предлог, чтобы первым ворваться в кабинет покойного и, отослав Паркера звонить в полицию, изъять громоздкую улику.
Это-то как раз и понятно, но ведь так как Паркер никому не звонил (по крайней мере, в романе!), а звонил случайный пациент доктора, стюард с трансатлантического парохода, тотчас после этого уехавший на скором поезде прочь, то для чего вообще был нужен звонок?
Ведь доктор мог просто соврать, что ему кто-то звонил, не громоздя всю эту сложную конструкцию и не втягивая в дело ненужного свидетеля, потом его и сдавшего с потрохами Пуаро. Доктор мог сказать, что ему позвонили, и никто не сумел бы доказать, что звонка не было.
Ну конечно, жившая с ним в особняке Каролина могла бы заявить, что звонка не было, но ведь, следуя логике парижского профессора, Каролина была с братом заодно, то есть могла без всяких проблем утверждать, что звонок от Паркера все же был.
Чувствуя, что напала на что-то крайне важное, Нина вдруг подумала о том, что Паркер не звонил не только доктору Шеппарду, но и ей самой…
А если это так…
В этот момент раздался подозрительный свист, и Нина, повинуясь больше инстинкту, чем разуму, отскочила прочь.
Зонт выбило у нее из рук, да с такой силой, что ее саму отбросило в сторону. И Нина увидела, что с колокольни на то самое место, где она стояла мгновение назад, рухнул массивный камень.
Нина тотчас вспомнила свой разговор с Каролиной о том, что и кирпич просто так на голову не падает.
Ну да, не падает, и к тому же не кирпич – это был солидный кусок старинного надгробия, которое уж никак не могло оказаться на колокольне и свалиться на нее сверху.
Его кто-то элементарно сбросил ей на голову! Точнее, хотел сбросить, но просчитался – и только зонт спас ей жизнь.
А если бы эта каменная махина свалилась на нее, то размозжила бы ей череп, и сейчас у колокольни лежал бы ее труп.
И в идиллической деревушке Кингз-Эббот произошло бы очередное убийство.
Отойдя на порядочное расстояние от колокольни, Нина все всматривалась в черную мглу, силясь разглядеть, есть ли там кто-то наверху или нет?
И кто вообще мог проникнуть на колокольню?
Например, тот, у кого был от нее ключ. Впрочем, его всегда можно украсть у викария.
А можно ничего и не красть, а, пользуясь своим статусом члена церковного совета, просто снять его со связки, висевшей безо всякого присмотра, и…
И отправиться бросать кому-то на голову могильную плиту. Впрочем, не кому-то, а ей, Нине.
– Каролина? – крикнула во тьму Нина, но ответа, конечно же, не последовало.
Впрочем, отчего она решила, что убийца, в данном случае, к великому счастью, несостоявшаяся, Каролина Шеппард?
Только потому, что они вели сегодня утром странную беседу о падающих на голову кирпичах?
Вероятно, и поэтому тоже.
Но ведь звонил и приглашал ее сюда, на тайное рандеву, дворецкий Паркер, а отнюдь не Каролина, – только был ли это вообще Паркер?
В том, что говорила она с мужчиной, Нина не сомневалась. Но был ли это голос дворецкого, она сказать не могла.
А решила так, потому что он сам ей представился.
Оставалось одно: узнать у самого Паркера – и заодно удостовериться, где он сейчас находится. Потому что, если в начале десятого его нет в «Королевской лужайке»…
Значит, он вполне мог только что, заманив ее сказками о крайне важной информации, сбросить ей на голову могильную плиту.
И чуть не убить.
Нина бросилась под дождем в особняк Роджера Экройда. Ну, точнее, теперь Ральфа Пейтена. А если уж выражаться абсолютно корректно: в особняк леди-горничной Урсулы Пейтен.
Время для визитов, к тому же необъявленных, было крайне неподходящее – но если тебе на голову бросают тяжеленную могильную плиту, то тут уж не до этикета.
Нина гулко забарабанила в массивную дверь, через пару мгновений в холле вспыхнул желтый электрический свет, и на пороге возникла закутанная в розовый фланелевый халат мисс Рассэл.
– Где Паркер? – произнесла Нина, перешагивая в холл. – Он дома?
Мисс Рассэл, щурясь, проронила:
– Не понимаю, в чем дело, мисс? Что-то случилось?
Появился облаченный в домашний сюртук майор Блент, который, завидев Нину, отослал экономку и произнес:
– Мисс Дорн, на вас лица нет! В чем дело?
Нина, не желая посвящать его во все подробности попытки убийства, ответила:
– Понимаю, что мой визит крайне неуместен, но мне нужно переговорить с дворецким Паркером, причем немедленно! Почему, я сообщу вас позже, сейчас нельзя терять ни секунды!
Потому что не только она сама, но и Паркер вполне мог добежать до особняка и, прошмыгнув через черный вход, уже улечься в кровать, изображая совершеннейшую невинность.
Майор Блент, не тратя времени попусту на ненужные расспросы, быстро налил ей в бокал виски.
– Нет, я не хочу! – начала Нина, но майор, грозно посмотрев на нее, скомандовал:
– Пейте, мисс! Это поможет! Когда меня в Южной Родезии чуть не растерзал лев, я тоже был не в себе. Прямо как вы сейчас…
А что, если в виски какая-то гадость?
Но Нине уже было все равно, и, опрокинув в себя обжигающий алкоголь, девушка вдруг почувствовала себя значительно легче, даже мандраж, охвативший ее, прошел.
Все-таки не каждый день ее пытаются убить!
А тем временем вернулся майор Блент, с насупленной миной ведя за собой смертельно перепуганного Паркера.
Тактично оставив Нину наедине с дворецким, майор удалился. Девушка же, посмотрев как можно строже на Паркера, сурово произнесла:
– Ну и на что же вы надеялись, Паркер?
Дворецкий, лицо которого было покрыто потом, уставился на нее и прошептал:
– Мэм, я не понимаю, что вы имеете в виду…
Ну да, конечно, не понимает! Как же иначе-то!
Нина как можно более сухо продолжила:
