— Полное сознание запутало бы в это дело слишком многих, и я не смею обещать его. Я должен подумать.
— Вы хотите сказать, что все якобиты принимали участие в заговоре?
— Конечно. Одни из них держались спокойно, другие действовали более активно. Первые безвредны, вторые опасны. Все якобиты разделяются на две партии — компаундеров и нонкомпаундеров.
— Я никогда не слышал этих названий, — заметил король. — Объясните мне, в чем их различие.
— Позволено ли мне будет говорить откровенно?
— Конечно.
— Да будет вашему величеству известно в таком случае, что компаундеры, которые группируются около графа Миддльтона, считают нужным, прежде чем восстановить на престоле короля Иакова, заручиться гарантиями, что религия и свобода страны останутся неприкосновенными. Напротив, нонкомпаундеры, примыкающие к лорду Мельфорду, полагают, что призвание Иакова должно совершиться без всяких условий.
— Теперь я понимаю, — сказал король. — И обе эти партии действуют совместно?
— Обыкновенно нет, государь.
— К которой вы принадлежите сами?
— Я нонкомпаундер.
— Я так и думал. Но такому положению вещей должен быть положен конец. Обе партии идут против меня. Нужно уничтожить их обе. В королевстве не должно быть более якобитов.
— Это было бы благодеянием для государства, если б только это можно было осуществить, — сказал Вальтер. — Но боюсь, что это едва ли возможно.
— Возможно или нет, но это нужно сделать, — твердо сказал король. — Трудности меня не смущают. Через два года в Англии не будет ни одного якобита.
— Если ваше величество исполните это, тогда я скажу, что вы творите чудеса, — заметил граф Шрусбери.
— Вы должны мне помочь в этом, сэр Джон, — сказал король. — Но вы должны работать со мною без задней мысли. Оставаясь якобитом, вы не выиграли ничего.
— Это правда, но я и не проиграл ничего.
— Вы должны быстро принять решение. Пришлите мне ваш ответ через три дня. В это время леди Мария может навещать вас сколько ей угодно. Может приходить сюда и капитан Кросби, если, конечно, он пожелает.
— Я должен просить у вашего величества одной милости, — сказал Вальтер.
— Что вы желаете?
— Позвольте мне немедленно отправиться во Францию.
— Почему вы так спешите во Францию? — спросил король.
— Если я не поеду немедленно, то я никогда уже не увижу ту, которую люблю.
— Беатрису Тильдеслей?
— Да, государь. Осмелюсь спросить ваше величество, что вы изволили слышать о ней?
— Это для вас безразлично. Вы можете ехать, но не возвращайтесь обратно. Вы приносите в жертву любви очень многое.
— Я не могу поступить иначе, государь. Я должен ехать.
— В таком случае пусть будет по-вашему.
По знаку короля майор Вентворт открыл дверь, и царственный посетитель вышел в сопровождении графа Шрусбери.
XIX
Луч счастья
Первый вопрос Вальтера в Сен-Жермене был о Беатрисе.
Когда он узнал, что она вне опасности, у него с души словно бремя скатилось. Лихорадка у нее прекратилась, и через несколько дней она могла уже выходить из комнаты.
Полковник Тильдеслей сделался очень близок к королю. Повидавшись с Беатрисой, Вальтер направился в его комнаты, которые были расположены в самом конце замка.
Полковник был один. Увидя Вальтера, он чуть не подпрыгнул от радости и заключил его в свои объятия.
— Если вы здесь, значит, мое письмо о болезни Беатрисы дошло до вас. Я не рассчитывал на это, но все-таки решил написать, зная, что вы приедете, если сможете.
— И хорошо сделали, — отвечал Вальтер. — Я получил разрешение ехать во Францию от самого короля Вильгельма.
— Я думаю, что эта болезнь окажет на Беатрису хорошее действие, заставив ее отказаться от мысли уйти в монастырь.
— А у нее это желание еще не прошло? — спросил Вальтер.
— К сожалению, нет, — отвечал полковник. — Но, кажется, в ее настроении произошла некоторая перемена, судя по словам отца Петра. Охватившее ее религиозное воодушевление в значительной степени улеглось и, я думаю, скоро пройдет совсем.
— Дай-то Бог!
— Что касается пострижения в монастырь, — продолжал полковник, — то этого никто не одобряет. Королева и мадам де Ментенон считают этот шаг неразумным. Теперь вернулись и вы.
— Но мои просьбы были бессильны, — перебил его Вальтер.
— Не отчаивайтесь. Теперь вы можете действовать с большим успехом, чем прежде. Но какие новости от наших друзей? Дело якобитов, кажется, окончательно проиграно?
— Кажется, что так. Я недавно виделся с сэром Фенвиком в Тауэре. Но он еще может спастись и купить себе прощение.
— Лучше умереть на эшафоте! — воскликнул полковник. — Но он должен был прибыть сюда с сэром Барклеем, который теперь в Сен-Жермене.
— Увы! Тут явилось роковое обстоятельство, которое погубило его. Бедный Чарнок теперь в Ньюгете, откуда нет возможности бежать. Последний заговор был для нас несчастен. Слава богу, что, по крайней мере, хоть вы и полковник Тоунлей не принимали в нем участия. Человек сорок будут казнены в Тайберне.
— Какая масса! — простонал полковник.
— Все они под стражей и, конечно, будут осуждены. Свидетелями выступают Нортер Гаррис, Бертрам, Фишер и Пендерграсс.
И Вальтер подал полковнику список арестованных якобитов.
— И все они будут казнены? — спросил полковник, пробежав глазами роковой список.
— Все.
— Это будет последним актом этих несчастных заговоров, — грустно заметил полковник. — Все они только навлекли гибель на нас.
— Да, — согласился Вальтер. — Теперь нам нечего ждать пощады. Король знает, что в заговоре принимают участие многие важные лица, и потому он обещал пощадить жизнь сэра Фенвика, если только он выдаст своих соучастников.
— Но сэр Джон, конечно, отказался? — спросил полковник. — Он не может быть доносчиком. Мы живем в несчастные времена, — продолжал он. — Разве это не несчастие, когда приносится в жертву жизнь стольких благородных людей? Боюсь, что теперь мне уже не придется возвратиться в Майерскоф. Мысль, что я уже не увижу нашего старого дома, не дает мне покоя.
— Не расстраивайтесь, полковник, — успокаивал его Вальтер. — Вам нужно переждать. Наступит время, когда вам можно будет и вернуться.
— Я не могу жаловаться на свою судьбу, — сказал Тильдеслей. — К моим услугам все, что только можно пожелать, — королевские апартаменты, королевская прислуга, королевский стол, — и все-таки мне жаль моего старого дома. Как мне хочется иногда знать, что-то теперь там делается!
