Тюремщик пришел в себя.
Явившийся еще прежде министра доктор уже осмотрел рану и заявил, что необходима ампутация; Луиджи лично объявил об этом жертве, но добавил:
— Твое место останется за тобой. Кроме того, ты будешь ежегодно получать шестьсот ливров в качестве компенсации за твое увечье; ты храбрый малый, и я это ценю.
Эти обещания так воодушевили пациента, что, вскинув вверх здоровую руку, он прокричал:
— Да здравствует король!
— Браво! — сказал Луиджи. — Ты настоящий мужчина. Но теперь ответь: кто мог передать маркизе эту лестницу?
Тюремщик задумался.
Маркиза улыбнулась.
Желая во что бы то ни стало скрыть правду, она решила импровизировать на ходу.
— Стоит ли так утомлять этого раненого беднягу, сударь? — сказала она Луиджи. — Я могу и сама вам все рассказать. Не далее как вчера через открытое окно ко мне в камеру влетела слегка притупленная стрела, в деревянном стержне которой я нашла пару напильников и записку.
— Где она?
— Неужели, по-вашему, я столь наивна, что сохранила ее? Она давно сожжена. В записке говорилось, что я должна потянуть за ниточку, которая была привязана к оперению стрелы. Так я и сделала и вскоре подняла сверток, в котором обнаружила эту лестницу. Несмотря на ужасную боль в ногах, которую я испытываю после пытки, я весь день пилила решетку и по условленному сигналу начала спускаться.
— Хорошо, — сказал Луиджи. — Но как, черт побери, вы вообще можете передвигаться с вашими-то ранами?
— Я, сударь, если вы этого еще не поняли, женщина сильная; могу и потерпеть, когда нужно.
Министр приказал снять бинты, которыми были обмотаны ноги узницы, и увидел покрытую красными пятнами кожу.
Ступни и лодыжки маркизы были вздувшимися и распухшими.
Молодая женщина побледнела.
Она и не подозревала, что ее ноги пребывают в столь плачевном состоянии, и опасалась, что сейчас вскроется тот факт, что ее и вовсе не пытали; но палач догадался смазать кожу мазью, которая придает эпидермису опухлость, а самим ногам — вздутие и красноту.
Приписав беспокойство маркизы испытываемым ей болевым ощущениям, Луиджи промолвил:
— Не будь вы врагом короля, я бы ни минуты не переставал восхищаться вами.
Узница улыбнулась.
Он продолжал:
— А так, придется положить всему этому конец. Завтра вы взойдете на эшафот.
— Тем лучше! — сказала маркиза. — Кровь мучеников весьма плодородна; оросив своей итальянскую землю, я помогу взрасти целой армии патриотов, которая вскоре покончит с вашим режимом.
— Поживем — увидим! — проговорил министр. — Прощайте, сударыня. Теперь мы встретимся лишь на площади, где вас казнят.
С этими зловещими словами он удалился.
Пока министр находился в тюрьме, постовых обнаружили и развязали, и теперь их ожидал допрос.
Когда Луиджи узнал, что на пост напали патрульные, облаченные в униформу и ведомые генералами, которым был известен пароль, когда он узнал, что нападавшими были переодетые солдатами карбонарии (именно таково было его предположение), он пришел в полное отчаяние и вызвал к себе своего заместителя.
То был ловкий, сообразительный, отважный молодой парень, которого — в чем Луиджи не сомневался — ждало блестящее будущее.
Он уже сейчас ни в чем не уступал министру, а кое в чем того и вовсе превосходил.
Луиджи объяснил ситуацию.
— Мне кажется, ваше превосходительство, — сказал сбир, — нет, я даже уверен в том, что наши противники насчитывают в своих рядах не более трехсот человек.
— Но чем тогда объясняется тот факт, что они везде и всегда одерживают над нами верх? Пусть этот, к слову, отлично продуманный, побег и не удался — его все равно можно расценивать как их триумф; этой мятежнице не удалось бежать лишь по чистой случайности.
— Но что нужно для подобного побега? Всего лишь горстка людей. Что было нужно для пожара? Несколько групп парней, решительных и отважных, да и только.
— Тут я склонен с тобой согласиться.
— К тому же, если бы этих сторонников маркизы было пять или шесть тысяч, они бы попытались поднять Неаполь и его окрестности на восстание, но ведь они пока почему-то таких попыток не предпринимают?
— Но как нам поймать всю эту шайку либералов?
— Заманив их в ловушку.
— Но в какую?
— Есть у меня одна идея, но ее еще нужно довести до ума… Сделаем так: я над этим подумаю и через час предоставлю вам свой план.
— Жду тебя во дворце.
Глава XXIII. План мятежа
Увидев, что его план провалился, Паоло быстро спустился на землю, выстрелил пару раз по тюремщику и скомандовал всеобщее отступление; связанные по рукам и ногам, постовые остались валяться на походных кроватях.
Отойдя на достаточное расстояние, Паоло приказал своим людям разделиться, избавиться от униформы и ружей и на рассвете попарно вернуться на судно, по примеру простых лаццарони проведя ночь под дверями городских домов.
Сам же он, вместе с Вендрамином и Людовиком, отправился ночевать к приемному отцу.
По дороге юноша поведал друзьям о своих планах.
— Уверен, — сказал он, — что, прознав про нашу попытку вызволения маркизы, министр постарается поторопиться с ее казнью; возможно, она будет назначена уже на завтра. Нам не остается ничего другого, как попытаться организовать мятеж.
— Но как склонить народ к восстанию? — спросил Людовик, который знал, что низы неаполитанского общества питали глубочайшую привязанность к королю Франческо, отвечавшему им взаимной любовью.
— Это будет гораздо легче, чем принято полагать.
— Ты рассчитываешь на буржуазию?
— Нет. Она слишком труслива.
— Значит, на армию?
— Нет.
— Но лаццарони поклоняются королю, как своему божеству, каждый день устраивая ему бурные овации.
— Эка невидаль! Меня они тоже любят — спроси у Вендрамина.
— Просто обожают! — подтвердил великан.
— Не стоит забывать и про их всепоглощающую любовь к пистолям и байокам, как и о том, сколь неистовый это народ: малейшего недовольства, пустяка достаточно для того, чтобы привести их в бешенство, и у меня есть превосходный для этого предлог. Завтра, если, конечно, казнь будет назначена на завтра, они будут ненавидеть короля.
— Но как ты этого добьешься?
— Помните, я говорил про лотерею?
— Разумеется, — промолвил Людовик.
— Билеты уже распространили?
