— Отец-капуцин, исповедайте мою женушку… Как следует исповедуйте, отец-капуцин.
Но за закрытой дверью разыгрывалась уже иная сцена; поднявшись на ноги, маркиза бросилась в объятия Паоло.
Они обменялись долгим поцелуем…
— Не обращайте на меня внимания, — сказал Вендрамин, отворачиваясь к зарешеченному окну.
Влюбленные — люди непредсказуемые.
Безусловно, то было не самое подходящее для ласк и нежностей время.
Неважно!
Они целовались, и целовались долго.
Так долго, что Вендрамин, о существовании которого Корсар и маркиза совершенно забыли, видя, что так называемая исповедь длится уже намного больше обычного, громко кашлянул.
Ноль внимания.
Тогда он кашлянул так, что задрожали стены, — лишь это смогло заставить влюбленных оторваться друг от друга.
Паоло понял, что пришло время прощаться; подарив маркизе последний, страстный поцелуй, он прошептал взволнованно:
— Дорогая Луиза, я сделал все, что смог, для того чтобы избавить тебя от мучений, но здесь министр полиции, и я боюсь, что его присутствие может заставить палача и судью отказаться от своих намерений.
— Я буду мужественной, — заверила его маркиза. — Сегодня они меня не убьют, а завтра ты меня спасешь. Страдания — это ерунда…
— Бедняжка! — прошептал Паоло.
— Не нужно так меня жалеть! Разве не провела я восхитительный час в твоих объятьях?
— Да, но за раем последует ад.
В этот момент Вендрамин пророкотал:
— Дитя мое, вы должны во всем признаться.
— Отец мой, — отвечала маркиза, подыгрывая великану, — что касалось меня, я вам все рассказала…
— Но ваши сообщники…
— О них, батюшка, я намерена молчать.
Вся эта комедия, как вы, уважаемый читатель, уже поняли, предназначалась для подошедшего и подслушивавшего у дверей тюремщика.
— Несчастная, вы образумились лишь наполовину; вы должны все, слышите, все мне рассказать. Говорите же!
— Никогда, отец мой, никогда!
— Я откажу вам в отпущении грехов!
— Тем хуже, отец мой.
— Несчастная! Я вас проклинаю.
— Меня благословит Господь.
— Гнусное создание! Я отлучаю вас от церкви!
— Оставьте меня! — вскричала маркиза, симулируя гнев. — Уходите! Вы плохой священник. Вы хотели исповедовать меня лишь для того, чтобы передать рассказанное мной полиции; но я буду нема как рыба.
— Пытка развяжет тебе язык, несчастная. — Вендрамин постучал в дверь: — Откройте!
Все слышавший тюремщик откликнулся на его зов тотчас же.
Выходя из камеры, Вендрамин театральным жестом вытянул руку вперед и промолвил:
— Этим вечером муки настигнут тебя на Земле, но, по сравнению с теми, что ждут тебя в аду, они покажутся тебе сущим пустяком, безбожница!
Смотритель закрыл дверь.
Прибежал Луиджи:
— Ну что? — вопросил он.
— Она не пожелала выдать имен сообщников, — отвечал Вендрамин с унылым видом.
В качестве признательности за такое участие Луиджи сказал сердечно:
— Я знаю, преподобный отец, вы сделали все, что было в ваших силах, и королю об этом будет доложено; можете рассчитывать на его признательность. Но я вынужден вас покинуть; меня ждет палач.
Он удалился.
Паоло сказал Вендрамину:
— Было бы неплохо перекинуться парой слов с палачом и судьей, но…
— Это легко устроить, — перебил его великан.
— …но не думаю, что нам следует это делать. Если, ввиду присутствия министра, они решатся вести допрос по всем правилам, то, когда мы заговорим с ними, они не преминут возможностью донести на нас в надежде спасти, один — дочь, другой — свои деньги.
— Ты прав. Оставим все как есть.
Паоло окликнул проходившего мимо тюремщика.
— Друг мой, — сказал он, — мы с батюшкой хотим попросить вас о небольшой услуге.
— Чем могу быть полезен, преподобные?
— Мы никогда не видели, как проходят пытки; по правилам мы не можем присутствовать на этой церемонии. Любопытное зрелище, должно быть?
— Да, весьма занимательное, — отвечал тюремщик. — И ваше желание его лицезреть представляется мне вполне естественным; с удовольствием его удовлетворю, если пообещаете, что будете вести себя тихо.
— О чем речь? Как никак, мы ведь капуцины, дружище!
— Что ж, преподобные, будем считать, что мы договорились. Я вас спрячу в соседней комнате, откуда вы все сможете видеть через слуховое окно, но — услуга за услугу: вы прочтете за меня двадцать месс.
— Во имя чего?
Подойдя поближе, тюремщик прошептал:
— Во имя того, чтобы в Неаполе произошел мятеж.
— Мятеж?
— Да. Только не подумайте, что я хочу свержения короля — боже упаси! Франческо мне очень нравится, но мятежи всегда сопровождаются арестами, а это для меня — лишний доход.
— Твоя просьба будет удовлетворена, сын мой.
— В таком случае следуйте за мной! — сказал тюремщик.
И, проведя капуцинов в небольшую камеру, он указал им на слуховое окно.
— Из него, — пояснил смотритель, — отлично просматривается вся комната — сейчас, как вы можете видеть, света в ней нет, — в которой вскоре начнется допрос. Если вы понадобитесь, я за вами приду.
— Хорошо, сын мой, — сказал Вендрамин. — Обещаю тебе лично прочесть те мессы, которые ты просил.
— Только не забудьте, преподобный отец, что чем более ревностно вы подойдете к их служению, тем больше казней мы здесь проведем, а казни, в свою очередь, принесут доход и вам тоже, так как на каждую из них вы присылаете капуцина, который сопровождает обвиняемого к эшафоту.
— Здраво мыслишь, сын мой; можешь рассчитывать на самые серьезные мессы.
— Вот ведь мерзавец! — сказал Вендрамин, когда тюремщик удалился. — Еще немного — и я бы его удавил!
Паоло улыбнулся.
— Бедняга лишь делает свою работу. — И он грустно добавил: — Сейчас посмотрим, как палач и судья будут выполнять свою.
Они замерли в ожидании.
Вскоре в комнате для допросов в соответствии с традициями того времени зажгли факелы, и появились палач с помощником. И тот, и другой выглядели весьма взволнованными и были смертельно бледны.
Прильнув к окошку, Паоло наблюдал за тем, как они принялись дрожащими руками подгонять доски и проверять ход винтов.
