— Так что будем делать, Паоло? — вновь спросил он.
— Сам догадайся! — рассмеялся Корсар и позвонил в колокольчик.
В гостиную вбежал удивленный слуга. Следом появилась Люсиль.
— Ах, мадемуазель, — сказал ей Паоло, — ваша госпожа не очень-то и спешит нас принять; мы уже не знали что и думать.
Люсиль выглядела совершенно сбитой с толку.
— Но кто вы? Как вы вошли? Что вам нужно?!
— Кому как не вам, голубушка, знать, — промолвил Паоло, — что есть вещи, о которых не говорят в присутствии слуг; отошлите же этого камердинера в буфетную или в постель.
Люсиль мгновенно поняла, что имеет дело с чрезвычайно благовоспитанным юношей.
— Выйдите, Антонио! — сказало она.
Слуга удалился.
— Как вы вошли? — спросила Люсиль.
— Так ли уж это важно, малышка? Главное, что мы здесь.
Сказав это, Паоло потрепал камеристку по щеке и добавил:
— Ты, плутовка, безусловно, слышала о неком Короле песчаного берега.
— Ах! Так это вы! — воскликнула Люсиль. — Как же я сразу вас не узнала!
— Так ты меня видела? Великолепно. Рад, что такой очаровательной девушке, как ты, знакомо мое лицо.
— Но, — проговорила горничная, — госпожа не предупреждала меня о том, что вы должны прийти, господин король рыбаков.
— Разумеется, нет.
— Она вас не ждет?
— Да не должна бы.
— Но эти зажженные свечи…
— Разве при свете не лучше видно?
И, позволив девушке немного поразмыслить над его словами, Паоло продолжал:
— Знаешь ли, милочка, я — парень странный: все вижу, все знаю, везде бываю. Твоей госпоже досаждает некий Гаэтан, негодяй, каких на свете мало, не так ли? Он сейчас здесь, и герцогиня хочет, чтобы какой-нибудь смельчак избавил ее от этого докучливого любовника. Для этого я и пришел… И вообще, не стоит так беспокоиться.
Нежно приобняв девушку за талию и непринужденно поцеловав ее в основание шеи, Паоло вытащил из кармана горсть пиастров и высыпал их в кармашек фартука камеристки.
Отныне она была предана ему душой и телом.
Золота, галантных манер и таинственности, сопровождавшей каждое слово, каждый жест юноши, оказалось достаточно для того, чтобы Люсиль начала беспрекословно повиноваться Корсару с золотыми волосами.
— Что вы собираетесь сделать? — спросила она.
— Ты сейчас спустишься в буфетную и скажешь слугам, что они могут быть свободны. Кошелек, Вендрамин!
Великан беспечно вручил свой кошелек другу, который передал его Люсиль.
— Отдай им эти деньги и скажи, чтобы шли куда-нибудь развлекаться; найди для этого подходящий предлог, девочка моя.
— Хорошо. Но что потом?
— Потом возвращайся. Станешь свидетелем забавного зрелища.
Она исчезла за дверью.
Через десять минут никого из челяди в доме уже не было; в город убежали даже привратник с кухарками.
— Мы одни? — спросил Паоло.
— Да, — отвечала Люсиль. — Но поспешите: госпожа плачет; еще немного — и ее любовник начнет ее избивать.
— Фу! Грубиян! — промолвил Паоло. — Жди здесь, Вендрамин.
И он попытался открыть дверь спальни, но та была закрыта на засов.
В комнате рыдала герцогиня.
— Не мешай нам, Люсиль! — услышал Паоло грубый голос Гаэтана.
Корсар вернулся в гостиную.
Вендрамин уже вовсю обхаживал горничную.
У великана был свой способ соблазнения женщин: подхватив Люсиль одной рукой, он усадил ее на другую, вытянутую вперед, руку и теперь восторженно разглядывал ее, словно маленькую куклу.
— Прелестная игрушка! — бормотал он.
Женщины — и Вендрамин это прекрасно знал — всегда восхищаются сильными и красивыми мужчинами; этим великан и пользовался.
— Вставай! — сказал ему Паоло и, указав на дверь, добавил: — Приложись-ка к ней как следует, а то я войти не могу.
Великан надавил на дверь плечом, та заскрипела, застонала и, поддавшись, рухнула на паркет.
Гаэтан и герцогиня вскрикнули от изумления.
Паоло переступил через порог.
Вендрамин прислонился к наличнику; из-под руки великана выглядывала улыбающаяся смазливая мордочка Люсиль.
— Прошу извинить меня за столь дерзкое вторжение, сударыня, — промолвил Паоло — Но, думаю, вы меня простите, когда узнаете цель моего визита.
И он хладнокровно добавил:
— Я пришел убить этого господина.
Гаэтан побледнел.
— Убить меня! — вскричал он.
И он вытащил из кармана пистолет.
— Я буду защищаться, — бросил он, поворачиваясь к герцогине. — Ах, сударыня, я всегда знал, что однажды вы пожелаете избавиться от меня; но я вооружен и убью вас, если на меня нападут.
— В самом деле? — воскликнул Паоло. — Полноте, дорогой господин Гаэтан, граф по рождению, но слуга по жизни! Да на вас, с вашим пистолетом, смотреть смешно!
— Только пошевелитесь, — проскрипел граф, — только пошевелитесь, и вы увидите.
Указательный палец его правой руки лежал на спусковом крючке.
— Вы думаете, — продолжал Гаэтан, — что здесь вы диктуете условия, так нет же — условия здесь диктую я. Здесь у меня две пули, и первую получит мадам.
И он сказал герцогине:
— Прикажите этим людям удалиться, а затем мы с вами — пистолет я буду держать у вашего виска — выйдем через маленькую дверь и пойдем туда, куда я пожелаю; если в меня станут стрелять, я выстрелю в вас.
Паоло громко рассмеялся.
— Да что вы, дорогой господин Гаэтан! Неужели это все, что вы смогли придумать? А я-то полагал, что такой негодяй, как вы, окажется более изобретательным. Более глупого плана и представить себе невозможно!
— Мне же, напротив, он кажется весьма неплохим, — мрачно заявил граф.
Герцогиня наблюдала за этой сценой с испугом, не зная что и думать.
Люсиль, чтобы ее успокоить, подавала ей знаки и пальцем указывала на Вендрамина.
— Я готов признать, сударь, — сказал Паоло, — что рациональное зерно в вашей идее присутствует, вот только сама она неосуществима.
Хладнокровие Корсара заметно тревожило графа Гаэтана.
— Видите ли, — продолжал юноша, — для того чтобы воспользоваться пистолетом, прежде его следует зарядить; ваш же сейчас разряжен.
Граф тотчас же с беспокойством посмотрел на пистолет.
