Зловещие огни осветили Неаполь и город погрузился в атмосферу гнетущего ужаса.
Глава II. Судья
Вставшая перед Паоло проблема была крайне сложной: нужно было каким-то образом избавить маркизу от пытки, и одного лишь привлечения на свою сторону палача для этого было явно не достаточно.
Пытка должна была пройти в присутствии судьи и секретаря суда; кроме того, рядом с комнатой для допросов должен был находиться священник.
Выкрав дочь заплечных дел мастера, Корсар обзавелся орудием против палача; мы видели, с какой находчивостью действовал Паоло и как он преуспел в своем начинании.
Наведение справок, план действия, само похищение — все было проделано очень ловко.
Еще бы: в распоряжении Паоло имелись четыре «рычага», которые позволяют выполнять геркулесовы задачи — деньги, ум, смелость и любовь.
В случае с палачом ему пришлось немало поломать голову над тем, куда именно нанести удар, чувствительная же струна судьи была известна всему Неаполю — то был ужасный скряга.
Это был один из тех скупцов, что обожают золото не из-за совокупности наслаждений, которое оно дает, а из-за самого золота.
Судья копил его, желал беспрестанно иметь его под рукой, перед глазами, рядом с собой; он наслаждался видом золотых монет, купался в потоках экю, испытывал невыразимое наслаждение, если мог трогать их руками, вслушиваться в их звон, складывать их в кучи, проводить по ним дрожащей рукой.
Купоны ренты его не привлекали; кредитные билеты казались ему обычными клочками бумаги, и не то чтобы он сомневался в солидности государственного банка — вовсе нет!
Но это мнимое отображение богатств, хранящихся в кассах государственного учреждения, не говорило ничего его глазам, рукам, сердцу.
Золото — вот чего он желал!
Рыжеватое, звенящее, сверкающее золото!
Этот судья происходил из видного семейства магистратов — старинного рода представителей судейского сословия — и, как и его предки, был известен своей преданностью династии Бурбонов.
Несмотря на то, что слухи о его гнусной скаредности давно сделали его посмешищем всего королевства, король доверил ему (что приносило судье приличные гонорары) право разрешать все важнейшие политические дела — измену высших чиновников, заговоры против государства и т. п.
Долго подобные процессы не длились: оправдательных приговоров судья Рондини — так его звали — никогда не выносил.
Не то чтобы он являлся ярым поборником дела монархии — даже будучи легитимистом, клерикалом и консерватором, он бы и денье
[31] не дал за короля и папу, зайди вдруг речь об оказании им поддержки из кошельков налогоплательщиков.
Не выказывая особого энтузиазма в принятии решений, Рондини тем не менее усердно и старательно посылал врагов короля на эшафот.
Дело все в том, что, распознав натуру судьи, зная его жадность, Франческо весьма щедро оплачивал подобные приговоры.
В запросах, адресованных министру полиции, судья интересовался, какое решение ему следует принять по тому или иному делу, и ему присылали уже написанные постановления.
Рондини рассеянно выслушивал свидетельские показания, с безучастным видом задавал вопросы, после чего, мало заботясь о том, сколь пристрастно это выглядит, выносил — сухие и краткие — смертные приговоры, даже не пытаясь снабжать свои решения констатирующей частью.
Жил Рондини в особняке, достававшемся ему в соответствии с отцовским завещанием, здании огромном, но пребывавшем — если не считать толстых дверей и зарешеченных окон — в постыдном запустении.
Слуг судья не держал, сам открывал дверь и готовил себе пищу, и, в принципе, вся жизнь его была организована весьма странно.
По утрам, едва рассветало, в дверь его звонил молочник, доставлявший два бидона молока, и судья, который никогда не пользовался простынями и спал одетым, выбегал в коридор.
В толстой створке двери имелось небольшое окошечко, через которое Рондини получал молоко и передавал деньги.
Закрыв ставень, судья ставил тарелочку молока перед огромным догом и несколько минут выжидал.
Удостоверившись в том, что молоко не было отравленным, Рондини приступал к завтраку в свою очередь.
В полдень из захудалого ресторана ему доставляли скудную порцию макарон, и догу приходилось пройти еще одно подобное испытание.
По вечерам Рондини, вновь вслед за собакой, довольствовался кусочком натертого чесноком хлеба и парочкой фруктов.
Гостей судья у себя не принимал; когда во дворце появлялась в нем необходимость, за ним присылали секретаря суда, которого Рондини тоже дальше порога не пускал.
Уходя, судья выводил своего злобного пса во двор и спускал с привязи; впрочем, в плане охраны своего богатства на одну лишь собаку он не полагался.
Однажды, в одну из ночей, когда Рондини присутствовал на допросе одного из либералов, ворам удалось умертвить дога при помощи пропитанного мышьяком угощения, но когда они перелезли через стену и выломали дверь, ведущую внутрь здания, раздались выстрелы.
Трое из грабителей были убиты, один — ранен, остальные предпочли ретироваться.
С тех пор весь Неаполь знал, что дом судьи Рондини напичкан адскими механизмами и что тех, кто осмелится в него проникнуть, ждет неминуемая смерть; похороны троих воров произвели тот самый благотворный эффект, который был так нужен этому скряге.
Как он проводил свои дни?
Наслаждаясь видом накопленного золота.
Держал судья его в просторном зале, где оно горками было рассыпано по всему полу.
Рондини жил в этой комнате.
Неаполитанские писатели, которые множество раз описывали подобный тип людей, утверждали, что на всем белом свете не было более охочего до золота человека, чем Рондини.
Он рычал от радости всякий раз, как получал новую горстку цехинов и рассыпал их среди монет, которыми уже был покрыт его паркетный пол.
Соседи судьи говорили, что тогда у Рондини случались приступы исступленного восторга, и дом его наполнялся довольными воплями.
С изобретательной предусмотрительностью он повсюду расставлял ружья, которые должны были изрешетить пулями любого, кто пожелал бы лишить судью его богатства, но от других не менее осторожных скряг Рондини отличала ловкость, с которой были натянуты его хитроумные ловушки.
А по дому и шагу невозможно было ступить, не наткнувшись на одну из них.
Вот какого человека решил ограбить Паоло.
Задача перед ним стояла отнюдь не простая: пойдя под пули, ему нужно было каким-то образом сделать так, чтобы звуки выстрелов не услышали соседи судьи, которые неизбежно подняли бы тревогу, и как-то перевезти все это золото.
