— Роскошь, — наставительно произнес он, — бывает очень опасна, когда входит в привычку. Иногда все же стоит возвращаться к принципам умеренности и воздержанности. Не желаешь ли откушать чечевичной похлебки, сын мой?
Иаков обращался к Паоло.
Юноша нахмурил брови.
— Ты зря пренебрегаешь этим скромным блюдом, — сказал еврей. — Исав, мой предок, отдал за него свое право первородства.
— Я понял, Иаков, — воскликнул бледный как смерть Паоло, — ты нас отсылаешь!
— Да, — сказал еврей, — я вас отсылаю.
— Своей алчной рукой ты отмериваешь нам счастье, — проговорил Паоло. — Ты обращаешься с нами, как с мальчишками. Что означает эта нелепая комедия с завтраком, который и бедуин бы счел скудным? Ты мог бы относиться к нам и более деликатно. И, пожалуйста, избавь меня от этого глупого подтрунивания, которое я нахожу весьма оскорбительным.
Иаков сделался серьезным.
— Паоло, — сказал он, — как и вы, я уезжаю. Я покидаю Аурелию. Как я уже говорил тебе, этот город опасен. Он смягчает самые сильные характеры, и долго оставаться в нем я не решаюсь. Я дал себе клятву никогда не проводить здесь более пяти дней, вот почему сегодня, утром шестого дня, я приму лишь легкий завтрак. Вот моя любовница, бесподобной, как видишь, красоты девушка, но я найду в себе силы оставить ее без последней ласки, без прощального поцелуя. И так будет до того самого дня, пока мне не откроется секрет бессмертия и вечной молодости. Тогда-то, отбросив в сторону все свои опасения, я и предамся опьяняющим наслаждениям. А пока мне нужно с новой энергией приступать к работе, и, повторяю, я боюсь услад Аурелии, как, должно быть, Ганнибал боялся наслаждений Капуи. Да будет тебе известно, что мой отец, почти достигнув триумфа, позволил себе отвлечься на бессмысленную любовь и, так и не добившись поставленной цели, умер идиотом. Так что отведай чечевичной похлебки, Паоло, — добавил он саркастически.
Переглянувшись с Людовиком, Корсар спросил:
— Ты позволишь нам, по крайней мере, поцеловать наших жен?
— Конечно нет! — отвечал еврей.
— Почему?
— Потому что когда людей прогоняют, мой мальчик, — звонко и церемонно промолвил Иаков, — знаков внимания им уже не оказывают. Я тебя презираю. То же самое, — он кивнул в сторону Людовика, — относится и к этому вертопраху-французу.
Юноши обменялись испуганными взглядами.
— Да, — повторил Иаков, — я вас прогоняю. Вы хотели восстать против меня! Не отрицайте… Я в этом уверен. Поднять вас на землю я приказывал лишь для того, чтобы вновь добиться от вас подчинения. Мне это удалось: покинув Аурелию, вы ощутили непреодолимое желание в нее вернуться. Вас возвратили. Но раскаяние, инспирированное низкими чувствами, меня не устраивает. Уходите, я добился от вас всего, что мне было нужно: детей, из которых я сделаю таких мужчин, каких пожелаю!.. Вас же я никогда не считал всесторонне развитыми: слишком много в вас дурных ферментов, порочных зачатков. Точно так же, как бросают в тигель нечистое золото, я бросил в горнило и в огонь любви составлявшие вас элементы… Надеюсь, мой опыт увенчается успехом и я получу детей без примесей и именно таких, в каких нуждался! А теперь отведайте-ка чечевичной похлебки. До Лагуата, куда вас отвезут, не менее сорока льё.
Паоло был совершенно ошеломлен, Людовик — ужасно раздосадован; ели они в полной тишине.
После завтрака Иаков жестом указал им на выход и, когда они попытались заговорить, взглядом остановил слова на их устах.
У дверей столовой их ожидали два провожатых, которые завязали им глаза, взяли за руки, вывели из дворца, усадили на махари, подняли на землю и препроводили в город Лагуат.
Лишь Богу известно, о чем они думали в дороге.
Глава XIII. Послание
Месяцем позже два корсара и Вендрамин прогуливались в порту Алжира, куда они только что прибыли.
Их парохода на рейде не оказалось; Паоло сказали, что в соответствии с поступившим от него, Паоло, приказом за его же подписью, помощник капитана, командовавший в его отсутствие судном, увел корабль в неизвестном направлении.
Вендрамин же получил специальное указание отправляться в Тенез, но, никого там не обнаружив, поспешил вернуться обратно.
Юноши переговаривались между собой.
— Мой дорогой друг, — говорил Паоло, — этот еврей нас разыграл, и он тысячу раз прав, так как мы не сдержали данного слова. Он предложил нам сделку и свои обязательства выполнил. И зачем только мы нарушили наши?
— Но какой все-таки негодяй! — неистово воскликнул Людовик. — Он должен был оставить нам хотя бы пароход!
— По мне, так он и так был слишком великодушен, сохранив нам жизни!
Людовик пожал плечами.
Вендрамин с задумчивым видом почесал затылок: введенный в курс дела, он питал к еврею жгучую ненависть.
— Когда мы его разыщем, — прорычал он, — я вот этими вот руками сверну ему шею, как кухарка курице!
— Даже и не вздумай! — сказал Паоло.
— Как! — гневно воскликнул Людовик. — Ты не хочешь ему отомстить?
Корсар смерил спутника многозначительным взглядом.
— Мой дорогой друг, — промолвил он, — я признаю, что мы вели себя нечестно по отношению к Иакову; было бы глупо это отрицать. Этот еврей объявил нам войну, оскорбил нас, унизил. Но у него осталась женщина, за которую я все готов отдать. И мы должны забрать у него наших детей. Мы должны восстановить Аурелию и обосноваться там вместо еврея. Я слишком горд, чтобы оставить безнаказанным оскорбление, каким бы оно ни было. Вот почему, желая заполучить в свои руки Иакова, желая вернуть себе любовницу, желая всеобъемлющей, красивой мести, я запрещаю Вендрамину трогать еврея без моего приказа.
— Пусть так! — воскликнул Людовик. — Но сам-то ты веришь в то, что тебе удастся осуществить задуманное?
— Я не знаю, увенчаются ли успехом те гигантские усилия, которые я намерен приложить для достижения цели — задача не из легких. Я знаю лишь то, что нас ждут великие победы.
— Но мы ограничены в средствах.
— Вот когда у нас не будет ни су, тогда и придет время отчаиваться. Тебе ведь известно, как я захватываю корабли, Людовик, или напомнить?
Юноша побледнел.
Несмотря на то, что он никогда никому не рассказывал о том, как судно, на котором он был юнгой, досталось Паоло, весь его вид свидетельствовал о том, что на борту тогда разыгралась ужасная драма, воспоминания о которой были не из разряда приятных.
Паоло же об этом приключении, в котором ему довелось сыграть главную роль, говорил совершенно беспечно.
— Мы повторим этот трюк. Но приличный корабль и снаряжен должен быть достойно, поэтому мне придется забрать у Хуссейна принадлежащие мне полмиллиона золотом. За такие деньги мы сможем оснастить наше судно всем необходимым и набрать великолепную команду.
