Дядя поклонился, подавив свое горе.
Дей запрыгнул на лошадь, которую к нему подвели, приказал одному из офицеров одолжить коня Корсару, и при свете зажженных факелов кортеж триумфально вернулся в крепость.
Долго еще жители Алжира осаждали ее ворота, шумно приветствуя Корсара с золотыми волосами.
Иаков растворился в толпе; покрыв голову капюшоном, он слушал и размышлял над тем, как быть дальше.
Глава III. Пойдем!
Покинув дворец дея утром, Паоло большую часть дня провел в мавританском кафе; когда же с наступлением сумерек он выбрался наконец на улицу, то наткнулся на Иакова, который, судя по всему, поджидал юношу.
— Следуй за мной, — сказал еврей. — Есть разговор.
«Что могло понадобиться от меня этому старому колдуну?» — подумал Паоло, который был в курсе всех ходивших о еврее слухов.
И он спросил:
— Чего ты хочешь?
— Пойдем!.. — лаконично промолвил Иаков.
— Куда?
— Пойдем, — повторил еврей, — и ты сам все увидишь.
В присутствии этого едва ли не волшебного персонажа, которому что-то от него потребовалось, Паоло испытал странное ощущение, смесь удивления, радости и страха.
Человек-легенда, столетний еврей, который, казалось, вознамерился жить вечно, тот, чьи секреты желал бы знать каждый, тот, о ком судачил весь город, вся провинция, вся страна, нуждался в нем!
Возможно, ему предстояло узнать тайну этой живой загадки!
И тем не менее он был слегка напуган; тайна для воображения есть то же, что бездна для глаз. Он так же опасался погружать взгляд в прошлое старца, как опасаются головокружения, стоя на краю пропасти.
Смерив юношу взглядом, Иаков прочел на его лице нерешительность.
Засады в алжирских городах — отнюдь не редкость; здесь часто можно попасть под ятаган какого-нибудь араба или наткнуться на стилет мавра.
И каким бы отважным ни был Паоло, угодить в ловушку ему вовсе не улыбалось, — в своей жизни ему довелось совершить немало глупостей, на которые столь горазды шестнадцатилетние юноши и за которые их так ненавидят зрелые мужи.
Он потребовал объяснений, но таковых не последовало: еврей продолжал идти вперед, не произнося ни слова, и, тяжело вздохнув, Паоло последовал за ним.
Определенно, он был неплохим знатоком человеческого характера, этот старый еврей!
Он знал, что любопытство непременно потянет юношу вслед за ним.
Они вошли в оранское гетто: мрачные улочки, смрадные дома, зловонный район…
Так, в молчании, они еще какое-то время продвигались вперед, пока Иаков не остановился наконец перед полуобвалившейся хибарой, толкнул расшатанную дверцу и провел спутника в темную аллею, в конце которой обнаружилась еще одна дверь; еврей трижды через короткие промежутки постучал в нее своей палкой.
Паоло полагал увидеть какую-нибудь беззубую старуху-еврейку, но услышал звонкие голоса, издававшие радостные восклицания; дверь открылась. Перед ним стояли две идеальной красоты девушки, две девы Иудеи, словно сошедшие с картины Делароша. Их пленительные профили обрисовались при ярком свете на входе в просторный двор, окруженный мавританскими колоннами, выложенный плитами из белого мрамора, сияющий в лучах луны.
За хибарой скрывался настоящий дворец.
Девушки, получив по отеческому поцелую, забрали у своего деда палку, взяли его под руки и хотели проводить в дом, но он бросил им пару слов, и они обернулись.
Одна из них тут же оставила Иакова и проворно подошла к гостю.
— Извини, — сказала она, обратившись к нему на «ты», на восточный манер, — я тебя не заметила.
И, в соответствии с древним обычаем, она взяла его руку и провела в большую комнату, своего рода лабораторию алхимика, заставленную скелетами, перегонными аппаратами, ретортами и книгами; то был рабочий кабинет старца.
Девушки усадили деда в огромное кресло и предложили Паоло присесть напротив, после чего одна их них принесла чубуки, в то время как вторая вернулась с подносом, на котором стояли две чашки мавританского кофе. Все это было проделано в полнейшем молчании; но, за исключением губ, в них говорило все, комната, казалось, была полна шума, — сандалии стучали по полу, шелковые платья задевали мебель, большие черные глаза блестели под ресницами, дрожавшие от волнения руки произносили чарующие фразы.
Паоло обрадовался подобному началу, но, к несчастью, старик бросил несколько слов на иврите, и обе его внучки, поклонившись гостю на восточный лад, удалились; одна, как показалось Паоло, не без сожаления.
В комнате горела лампа, но когда девушки исчезли, юноше показалось, что опустилась ночь. Верно сказал один арабский поэт: «Красота женщины освещает сердце мужчины, как солнце освещает вселенную».
Паоло остался наедине со степенно курившим Иаковом. Старый еврей над чем-то размышлял; Паоло ждал, с любопытством осматривая все в этой комнате.
Особенно был он поражен, заметив скелеты мастодонтов и плезиозавров; эти громадные кости, принадлежащие исчезнувших видам, были собраны и упорядочены с большим мастерством и знанием дела.
Паоло понял, что он находится в гостях у алхимика, практикующего оккультные науки; во всем этом помещении витал смутный запах загадки.
Тем не менее юноша не выказывал ни малейшего удивления, продолжая хранить полное молчание.
Глаза старика, сидевшие в непомерно глубоких впадинах, были маленькими, на чрезвычайно живыми под белесыми ресницами; пылавший в них огонь придавал взгляду невероятную глубину, и блеска этих горящих зениц Паоло не выдержал.
Он отвернул голову.
Иаков улыбнулся.
— Поговорим? — предложил он.
— Поговорим, — сказал Паоло.
— Я доволен тобой, юноша, и совсем не жалею, что высылал тебе все эти дуро.
— Так я хожу на твоем судне?
— Ты понял это еще пять минут назад. Ты был бы глупцом, если бы не догадался об этом, а ты вовсе не глуп, мой мальчик. А теперь послушай, что я скажу.
— Я весь внимание.
— У меня есть цель, улавливаешь? И я собираюсь объяснить ее тебе. Я окажу тебе честь и расскажу все без вступлений. Я даже не возьму с тебя клятвы молчания. Прежде всего, я знаю, как тебя зовут.
— Вот как? — промолвил Паоло.
— Более того, это я заботился о том, чтобы ты ни в чем не нуждался.
Корсар слегка покраснел.
— Твое происхождение, твой характер, твои манеры — все в тебе меня устраивает. И знаешь, кого я намерен сделать из тебя?
— Конечно же нет.
— Властителя мира!..
Наступила гробовая тишина: старик наслаждался эффектом, который произвели его слова; юноша пытался уловить смысл его фразы.
