Внезапно пену разогнал порыв ветра, столь сильный, что зыбь прилипла к морю, как говорят моряки — прибитая к поверхности воды, волна в таких случаях просто не может подняться, — и в один миг на корабль налетела буря.
Паруса, мачты, снасти и подводная часть судна — все прогнулось, затрещало, застонало под этим первым объятьем урагана; корабль клюнул носом, словно ребенок, подталкиваемый великаном.
На какое-то мгновение корабль замер в таком положении, смиренный и словно раздавленный ударом, затем выпрямился и, покорный, с ужасающей быстротой помчался вперед; шквал разъяренными толчками пихал его в борт, с мрачным свистом проваливаясь в снасти.
Даже скакуну, пришпоренному всадником, не под силу развить бег столь же резвый, какой бывает у судна, гонимого мистралем, так как этот ужасный ветер вырывает корабль у моря, и тот бежит уже по гребням волн, лишь слегка касаясь воды.
Капитан приказал убрать все паруса, за исключением кливера и небольшого заднего паруса. Он стоял за штурвалом, а Паоло был рядом.
Неподалеку, вцепившись рукой в канат, на прочно закрепленной тросами банке сидела маркиза.
Она была немного бледна, но отвечала улыбками на улыбки названного брата, ставшего ей столь дорогим за несколько часов откровенности.
— Вроде пока держимся! — бросил капитан юноше. — Ну что, попробуем подойти к Гаете?
— Не стоит и пытаться, — отвечал Паоло. — Нас несет прямо к Палермо, и мы окажемся там скорее, чем пароход в погожий денек, если только…
— Если только не потонем прежде, — закончил за него капитан и добавил, увидев, что буря усиливается: — Если дотянем до Палермо, это будет настоящее чудо…
Мистраль крепчал с каждой минутой и вскоре достиг той степени свирепости, когда утесы на суше и корабли на море становятся для него не более чем соломинками.
— Раньше чем завтра не кончится! — прокричал капитану Паоло.
С того момента, как гроза усилилась, они почти друг друга не слышали; стоял такой шум, что слова растворялись в нем, едва слетали с губ.
Вцепившись в ту или иную снасть, моряки думали лишь о том, как бы за нее удержаться.
Качка была столь сильной, что бушприт едва ли не каждую секунду целиком исчезал под водой.
Волны с грохотом разбивались о корабль, образовывая нависающие своды.
Иногда судно, прибитое к воде давящим на него ветром, врезалось носом в волну вместо того, чтобы ее преодолеть, рискуя вмиг затонуть; иногда порыв ветра подхватывал его на самой вершине водной горы, на которую ему удавалось счастливо взобраться, и выбрасывал из моря; иногда оно проскакивало между двумя волнами, всем своим весом приземляясь в возникавшую между ними узкую, но глубокую борозду, и тогда одна из волн обрушивалась на носовую часть корабля и полностью ее заливала.
Команде с трудом удавалось противостоять морской стихии, которая разбивала реи и сотрясала мачты.
Часы текли за часами, медленные и смертельные: ситуация была ужасной.
Передохнуть, спуститься в каюту в поисках укрытия не представлялось возможным; в любую минуту корабль мог пойти ко дну, и все должны были находиться на палубе.
Каждый надел на себя спасательный пояс и приготовился к любому исходу.
В моменты продолжительных кризисов лучшие моряки зачастую слабеют, теряя мужество.
Морская вода, что омывает их тела, имеет химическое воздействие, стимулирующее вначале, но губительное при длительном контакте; она размягчает и раздувает ткани, подрывая жизненную силу.
Ослепляя и утомляя, беспрестанно хлещет и стегает по лицу ветер; килевая или бортовая качка вызывает расстройство желудка и действует на нервы, постепенно ослабляя человека и ввергая его в полнейшую прострацию.
Паоло держался молодцом.
Он хотел утвердиться перед маркизой, которая, дрожа от холода, чувствовала, как подступает страх.
Самые отважные женщины пасуют перед физическими опасностями, опуская руки.
Тот, кому в минуты таких кризисов удается вернуть им энергию, утешить их и защитить, получает полную власть над ними.
Паоло раз двадцать подходил к Луизе запахнуть разметавшиеся полы ее плаща; под дождем из морской воды, что проливался на палубу, он согревал ее горячими поцелуями, и, несмотря на холод, страх, отчаяние, она трепетала под его ласками.
Внезапно наступило то, что на море зовется затишьем.
Около шести часов утра в этой непримиримой борьбе случилась передышка; словно играя с людьми, мистраль ненадолго взял паузу.
Стоя за штурвалом, капитан объявил, что вскоре ветер налетит на них с новой, удвоенной силой, после чего буря закончится.
Он призвал всех собрать в кулак всю свою волю и посоветовал, в том случае, если корабль затонет, стараться держаться вместе и плыть в связке, — так у них будет больше шансов спастись.
Благодаря спасательным поясам — ценному средству, которым моряки часто пренебрегают, — все они могли держаться на поверхности воды.
Не успела команда перекусить галетами и глотнуть немного рома, как буря возобновилась.
При первом же порыве ветра большую мачту переломило надвое, и судно дало крен на левый борт.
Капитан не мог оставить штурвал.
Паоло схватил топор, Вендрамин и двое матросов последовали его примеру, вчетвером они обрубили веревки и снасти, державшие мачту, и ту унесло в море.
Бриг принял устойчивое положение.
Решительность, проявленная Паоло в столь непростой ситуации, произвела на маркизу неизгладимое впечатление; он вырос в ее глазах на целую голову.
Мгновением позже, как и ожидалось, обрушилась вторая мачта.
Те же матросы попытались высвободить ее, как и первую, но налетевшая волна размела их по палубе.
Лишь двое, Паоло и Вендрамин, успели ухватиться за фал. Вернувшись к работе, они быстро перерубили канаты, и вторая мачта последовала за первой.
Внезапно, словно по волшебству, ветер стих; буря окончилась, возродив в команде надежду на спасение.
Маркиза бросилась обнимать Паоло.
— Бедняжка, — промолвил он, — как, должно быть, вы настрадались!
Вместо ответа маркиза наградила паренька восхищенным взглядом.
— Вы были так спокойны! — воскликнула она. — Возможно ли быть столь хладнокровным в четырнадцать лет?
— Это уже двадцатый мой выход в море, — сказал он, — и восьмая буря. Кроме того, я пережил два кораблекрушения. Но, дорогая сестра, спускайтесь в каюту и переоденьтесь.
Проводив молодую женщину до дверей, он вернулся на палубу и подошел к капитану.
Тот молча пожал Паоло руку; сам будучи человеком бесстрашным, он по достоинству оценил отвагу юноши.
