Министр не осмеливался предстать перед королем, который дрожал от страха.
Когда короли дрожат на своем троне, вокруг них должны дрожать головы; они не чувствуют себя крепко сидящими на плечах.
— Черт возьми! — бушевал король. — Что все это означает? Где Луиджи?
И окружавшие Франческо генералы обменивались растерянными взглядами.
— Сир, — сказал командир швейцарского полка, — позвольте мне вас покинуть? Мои полковники там одни, во главе солдат.
— Останьтесь, — недоверчиво отвечал король.
И он посылал к Луиджи посыльного за посыльным, но тот был недосягаем.
— Уж не предал ли он меня? — спрашивал себя Франческо с мучительной тревогой.
В этот момент под окнами дворца с ужасным грохотом разорвался огромный снаряд.
— Ну и дела! — пробормотал король. — У них пушки! Неужели им удалось захватить казармы?
Франческо был белый как полотно, и ноги его дрожали.
То и дело он бросал вокруг себя подозрительные взгляды, и горе было бы тому, кто бы их не выдержал — король немедленно приказал бы расстрелять этого человека.
А новостей все не было…
Пребывать в полном неведении, прислушиваться к малейшему шуму, всего бояться, смотреть на революцию с высоты своего дворца, даже не зная, какая сторона ведет в партии, ставкой в которой является его трон, — вот в каком положении находился король Франческо, и это самое ужасное из положений, в каких может оказаться монарх.
Внезапно, покрытый грязью и кровью, бледный и с искаженным лицом, появился один из посланных разведать ситуацию адъютантов.
Король бросился к нему.
— Ну, что там? — спросил он.
— Сир, — промолвил офицер, — я пытался пробиться как можно дальше, но в пятистах шагах от дворца все перегорожено, и я вынужден был остановиться… Попробовал было пойти по другой улице, на там меня тоже встретила баррикада. Я сделал пять подобных попыток — все было тщетно… Когда я возвращался, позади меня уже начинали разбирать мостовую, готовясь приступить к возведению новой баррикады. Внезапно откуда-то сверху на меня градом посыпалась мебель; меня слегка контузило и ранило, но вот наконец я здесь…
Король попытался собраться с мыслями.
— Кто строит эти баррикады? — спросил он.
— Лаццарони, сир, — запинаясь, отвечал офицер.
— Лаццарони! Да вы, наверное, плохо разглядели… Страх застлал вам глаза, сударь, — пренебрежительно бросил король и прекратил допрос.
Офицер удалился, но тотчас же в зал вбежал другой.
Голова его была перевязана насквозь пропитанным кровью носовым платком.
— Сир, — сказал он, — пройти нет ни единой возможности. Кругом повсюду баррикады, да еще такие высоченные, что…
— А там, на баррикадах, что за люди? — перебил его король.
— Лаццарони, сир.
— Вот так вот! — пробормотал король. — Похоже, это правда.
— Истинная правда, сир.
— Но чего они хотят? Что они кричат?
— Смерть королю! Смерть Луиджи! Да здравствует Паоло! Да здравствует Король песчаного берега!
Франческо вздрогнул.
— Господа, — сказал он генералам, — нас провел какой-то мальчишка.
Вошел один из шпиков Луиджи.
— Сир, — проговорил он, — вот письмо от министра; он ранен.
Король прочел:
«Ваше величество,
Лаццарони взбунтовались в результате дьявольской махинации наших врагов, которые желали любой ценой поднять их на восстание.
Переодевшись сбирами, карбонарии явились туда, где должна была состояться томбола, и объявили все лоты изъятыми под тем предлогом, что лотерея вроде как не была разрешена. Народ, естественно, пришел в ярость и вдохновляемый, вне всякого сомнения, подстрекателями, устремился в город с целью его разграбления и свержения Вас с престола. Карбонарии намерены использовать бунт для вызволения маркизы, но, клянусь головой, они ее не получат. Уверен я и в том, что Вашему трону тоже ничего не грозит.
Остаюсь на боевом посту.
Ваш преданный и смиренный слуга,
Луиджи.
P.S. Мои люди повсюду искали юного Короля песчаного берега, но его и след простыл. Если бы он появился, то переговорил бы с лаццарони, и все бы моментально закончилось. По всей видимости, карбонарии где-то удерживают его в плену».
Немного успокоившись, король воскликнул:
— А я его едва не обвинил!..
И, тяжело вздохнув, он промолвил:
— Ну, все, оказывается, не так страшно, как представлялось. Все недоразумения объяснились.
Внезапно крыша дворца обрушилась…
Один из снарядов пробил потолки, подкатился, шипя, к изножью трона и с грохотом разорвался.
Генералы, офицеры, солдаты — все разбежались, кто куда, еще за секунду до взрыва.
Лишь король остался стоять там, где и стоял…
Когда пыль улеглась, его обнаружили у окна, под грудой досок.
Франческо был спокоен.
— Ах, господа! — сказал он. — До чего ж храбрые у меня офицеры! Как такими не восхищаться!
В зале стоял едкий дым, в паркетном полу зияла огромная дыра, соседние покои были охвачены огнем.
— Сохраняйте хладнокровие, господа, — строго произнес король, с трудом сдерживаясь от того, чтобы не разразиться гневом. — И потушите пожар! В следующий раз тот, кто проявит подобную слабость, будет немедленно разжалован в солдаты. У нас здесь два батальона. Для защиты этого вполне достаточно, а вскоре Луиджи подведет еще и подкрепление. Когда лаццарони окажутся передо мной, я сам с ними поговорю, и, уверяю вас, они сложат оружие.
Спокойствие короля подействовало на офицеров самым благоприятным образом.
В столь ответственную минуту Франческо показал себя настоящим храбрецом, к тому же человеком действия: он спустился во двор, к солдатам.
У дворца их оставалось около двух тысяч; оружейную поддержку им, в случае чего, должна была обеспечить одна артиллерийская батарея.
Король обратился к швейцарцам с проникновенной речью, и те клятвенно заверили его, что будут сражаться до последней капли крови и умрут на посту.
Уверенный отныне в своих батальонах, убежденный в своем огромном влиянии на лаццарони, король заметно повеселел.
Лишь одно ему не давало покоя.
Что это был за пароход, который появился в порту столь неожиданно и был в состоянии посылать огромные снаряды на не менее огромные расстояния?
Появился лаццарони.
То был переодетый сбир.
— У меня для вас письмо, сир, — проговорил он и испросил разрешения присесть.