— Что ты хочешь сказать?
— Вы жалеете о Брюле?
— Это очень честный человек.
— А! Они все это говорят, — с бешенством сказал Жакомэ.
— Как же о нем говорить?
— О! Никак… После вы увидите… Я расскажу.
Жакомэ вбежал в хижину, схватил свое ружье и выбежал опять.
— Куда ты? — спросил Машфер.
— В Раводьер, — иронически отвечал Жакомэ. — Разве можно не помочь ближнему, особенно когда это такой честный человек?
Жакомэ побежал со всех ног по направлению к пожару.
— Все будут на ногах нынешнюю ночь, — сказал Каднэ Машферу, — ты напрасно возвращаешься в Рош: тебя могут встретить, узнать… Проведи ночь здесь… Мы поговорим.
— Хорошо.
Они воротились в хижину.
— Расскажи мне теперь эту мрачную историю, — сказал Машфер, подкидывая дрова в огонь.
— Какую?
— Историю замужества Элен де Верньер.
— Хорошо. Помнишь заговор рыцарей кинжала?
— Как же! Но я никогда не знал подробностей этой истории.
— Рыцари кинжала, по большей части бывшие телохранители, задумали освободить королеву из Тампля.
— Я это знаю.
— Заговор был хорошо составлен, меры, благоразумно принятые, должны были обеспечить успех. Четверо рыцарей успели попасть в муниципалитет и должны были находиться дежурными в Тампле в ночь похищения. Все было предвидено, рассчитано; одна измена могла уничтожить успех предприятия.
— И эта измена случилась?
— Конечно, потому что двадцать четыре рыцаря кинжала вошли на эшафот за неделю до королевы.
— Но их было больше двадцати четырех?
— Нет.
— И все погибли?
— Да.
— Стало быть, между ними не было изменника?
— Напротив.
— Я не понимаю.
— Был изменник, и он назывался маркиз Шарль-Гонтран-Робер де Жюто.
— Кузен Элен?
— Да.
— Он написал накануне того дня, когда хотели похитить королеву, в муниципалитет, и ночью двадцать четыре рыцаря кинжала были арестованы.
— Стало быть, также и он?
— И он… Но его должны были спасти.
— Я это могу объяснить только каким-нибудь заблуждением ума, — сказал Машфер.
Каднэ покачал головой.
— Ты ошибаешься, — сказал он. — Маркиз де Жюто был в полном рассудке.
— Но, стало быть, этот человек был чудовище?
— Непременно.
— Какая же причина побуждала его… его, дворянина и телохранителя?
— Ты помнишь Марион?
— Цветочницу из сада Тиволи? Еще бы!
— Если ты ее увидишь, спроси об одной бедной девушке, которая жила с нею, которую она любила, как сестру, и которая называлась Лукрецией.
— Ну?
— Отыщи эту Лукрецию и попроси ее рассказать тебе историю капитана Солероля — он был тогда только капитаном — и сержанта Бернье.
— Бернье! — вскричал Машфер. — Виктора Бернье?
— Да.
— Теперь капитана?
— Может быть… он, наверно, сделал карьеру.
— Он здесь.
— Здесь, говоришь ты?
— Да, в Роше… Это друг Анри, он живет у него уже неделю.
Каднэ побледнел.
— Это невозможно! — сказал он наконец. — Ты ошибаешься.
— Клянусь тебе, он в Роше.
— Он тебя видел?
— Нет, я видел его.
— И он друг Анри?
— Да.
— О! Если этот человек здесь, мы погибли! — с бешенством сказал Каднэ.
— Почему? — с волнением спросил Машфер.
— Потому что это человек, преданный Баррасу, и приехал сюда не без причины.
— Анри ручается за него… И притом он не знает ничего… Решительно ничего о наших собраниях…
Каднэ схватился за голову обеими руками.
— Зачем он приехал сюда? — прошептал он. — О! Я знаю… — прибавил он как бы по внезапному вдохновению.
— Ну?
— После… После… Дай мне прежде кончить историю маркиза де Жюто. Я сказал тебе, что, если ты хочешь узнать историю измены маркиза, тебе расскажет ее Лукреция. Она будет говорить тебе о капитане Солероле, о сержанте Бернье и о ней самой, потому что она играла ужасную роль в этом деле.
— И она также?
— Да. Но так как сам Бернье в Роше, то он, может быть, расскажет тебе… Теперь я расскажу, что случилось, когда рыцари кинжала были арестованы.
Но Каднэ прервал легкий шум, дверь комнаты, занимаемой Мьеттой, отворилась, и молодая девушка показала друзьям свою еще сонную белокурую головку.
XII
Воротимся на ферму Раводьер и перенесемся к той минуте, когда изумленный Брюле увидев дочь, схватил ее за горло, угрожая задавить, и унес ее, полубесчувственную.
Заяц и поджигатели исполнили без шума свое страшное дело. Заяц отправился в лес вместе с остальными бандитами. Известно, что Сюльписа не было на ферме и только одна фермерша слышала шум. Растревожившись, она встала и подошла к окну, но тут ноги ее подкосились, на лбу выступил пот. При свете луны она увидела своего мужа, бежавшего по двору с Лукрецией на руках.
— Дочь моя! — ахнула мадам Брюле. — Он же ее убьет!
Фермерша выбежала из комнаты и прибежала на кухню в одно время с Брюле. Фермер зажимал рукою рот Лукреции, чтобы та не позвала на помошь.
— Дочь моя! — крикнула фермерша.
Бросившись к Лукреции, она, как тигрица, защищающая своих детенышей, вырвала дочь у мужа.
— Пожар! Помогите! — закричала Лукреция.
Но голос ее был так слаб, что его услышала только мать. Брюле схватил нож, лежавший на столе.
— Молчать! — сказал он. — Или я убью вас обеих.
Фермерша бросилась перед дочерью и закрыла ее своим телом.
— Молчать! — повторил фермер.
Эта сцена происходила в полутьме; лишь бледный луч луны проникал в кухню через окно.
— О, ты не убьешь ее! — закричала фермерша с мольбой и угрозой в голосе. — Ты не убьешь ее! Она вернулась пешком, она была очень голодна и очень устала. Бедняжка, столько страдала!
Она сжимала дочь в объятиях, покрывала поцелуями и слезами, пытаясь загородить ее от мужа.
— Пожар! Пожар! — повторила Лукреция слабым голосом.
