Приятный голос мисс Остин вывел меня из оцепенения. Я оглянулся. Девушка стояла в паре шагов позади меня, у ступенек. В классическом платье с завышенной талией ее фигурка смотрелась очень эффектно.
– Что это, мисс Остин? – сказал я, показывая на надпись.
– Здесь были протестующие, мистер Ватсон. Несколько человек. Они кричали под окнами, как мартовские коты.
– Но что они хотели? – спросил я, хотя прекрасно знал ответ на этот вопрос.
Джоан, вздохнув, подтвердила мою догадку. Активисты требовали, чтобы я оставил расследование дела о Садовнике, так как это мне совершенно не по силам.
Подав руку мисс Остин, я поднялся по ступенькам и постучал. Открыла миссис Этвуд. Поздоровавшись с ней и пожелав Джоан спокойной ночи, я направился было к лестнице, но резкий звук телефона остановил меня.
Звонили, очевидно, из полиции: с тех пор, как Лестрейд распорядился установить на Бейкер-стрит телефон, я никому не сообщал своего номера.
Джоан и миссис Этвуд смотрели на меня, ожидая, когда я сниму трубку. Я вздохнул и шагнул к телефону.
– Алло!
– Ватсон, добрый вечер! – голос Лестрейда доносился до меня, как из погреба. – Вы уже дома?
– Да, инспектор, я на Бейкер-стрит, что случилось?
Лестрейд промычал что-то, будто у него сильно болели зубы.
– Алло, инспектор, плохо слышно, говорите!
– Мне крайне неприятно говорить вам это, Ватсон, но мне только что звонили из Букингемского дворца. Требовали отстранить вас от расследования в связи с негативным резонансом и скандалом в прессе, бросающим тень на британскую полицию и Корону…
– Ясно, Лестрейд.
Я положил трубку на рычаг. Миссис Этвуд и Джоан смотрели на меня, как на лежащего в гробу покойника.
– Вы будете ужинать, доктор? – спросила миссис Этвуд таким голосом, словно не ждала ответа.
Я и не ответил. Взбежав по ступенькам, я заперся в комнате Холмса.
Нельзя сказать, что я не ожидал этого, но все же удар был силен. Я прилег на кушетку, глядя в потолок. Позор на весь Лондон – закономерный этап моей «карьеры сыщика». Я заслужил это, впрягшись не в свои сани. Я писатель, биограф, врач, в конце концов. Но не сыщик.
Садовник победил. Вернее, Садовник победил меня. Скотленд-Ярд обязательно найдет настоящего детектива, который найдет этого изверга и отправит его на виселицу.
«А вдруг – не найдет?».
Мысль, острая, как лезвие для бритья фирмы London bridge, полоснула меня прямо по мозгу. Я сел.
Вдруг никто и никогда не разоблачит Садовника, и он продолжит обычную жизнь, совершив то, что он совершил? Продолжит ходить по улицам, есть вкусную еду, радоваться жизни, целовать женщин.
Я застонал, как от зубной боли, вскочил, зашагал туда-сюда по комнате мимо шкафов Шерлока Холмса с криминальной картотекой.
Как же мне хотелось воскресить моего дорогого друга! Воскресить, чтобы он нашел и покарал убийцу. Я схватился руками за волосы, дернул. Мне хотелось сделать себе больно – чем больнее, тем лучше. В поисках чего-то острого – карандаша или ручки – моя рука очутилась в кармане брюк, и я вытащил сложенный вчетверо листок.
Пять нежнейших цветков распустились в саду.
Беатрис, Ирэн, Розамунд, Эмбер…
И еще одна, имя чье – табу.
Пока ветер злой не сорвал лепестки
С моих милых цветов,
Я цветы сорву.
Беатрис, Ирэн, Розамунд, Эмбер…
И еще одну, имя чье – табу.
36
– БАРБАРА!
Страшный крик раздался внизу.
– Барбара, девочка моя! Дитя мое!
Я выскочил из комнаты и посмотрел вниз. Посреди гостиной стоял Лестрейд, рядом с ним – перепуганная до полусмерти миссис Этвуд. Лицо инспектора было серым, седые волосы торчали вокруг головы подобно налипшим клочкам бумаги.
– Ватсон! Она пропала!
– Кто пропал? – еще не до конца придя в себя, спросил я.
– Моя дочь, Ватсон! Моя Барбара!
Он пошатнулся и упал на колени. Бедный седой старик!
Я сбежал вниз по ступенькам, помог ему подняться.
– Успокойтесь, Лестрейд! Миссис Этвуд, воды инспектору.
Экономка быстро сходила в кухню, принесла стакан воды. Руки Лестрейда так тряслись, что он не мог пить: зубы стучали по стеклу. Я забрал у него стакан.
– Вы уверены, что Барбара пропала, инспектор?
Он посмотрел на меня как на безумца.
– Абсолютно уверен, Ватсон. Абсолютно. Она у Садовника.
При этих словах инспектор издал болезненный всхлип и сердце мое сжалось от жалости.
Я усадил Лестрейда в кресло у камина. В то самое кресло, в котором когда-то сидел Шерлок Холмс. Миссис Этвуд принесла немного этой чудовищной жидкости, что русские называют vodka. Я заставил инспектора сделать глоток. Ему, кажется, полегчало.
– Расскажите все, Лестрейд.
Барбара ушла из дома примерно в 6 вечера, ничего не сказав мисс Старридж. Лестрейд вернулся из Скотленд-Ярда в девять, позвонил мне насчет «того дела» и поднялся к Барбаре, чтобы пожелать ей доброй ночи. Девушки в комнате не было.
– Я поднял на ноги всю полицию Лондона, Ватсон, – проговорил Лестрейд мертвым голосом. – Лучшие ищейки прочесывают… Черт подери!
Он спрятал лицо в ладонях и зарыдал.
– Они не найдут ее! Не найдут! Как тех четырех девочек!
Мне было невыносимо видеть, как плачет этот старый служака, прошедший огонь, воду и медные трубы. Но нужно было что-то делать.
– Возьмите себя в руки, Лестрейд, – попытавшись придать голосу твердость, сказал я. – Иначе нам не найти Барбару.
Он стонал, покачиваясь в кресле и не отнимая ладоней от лица. Наконец, убрал руки и взглянул на меня.
– Помогите мне, Ватсон. Молю вас.
В дверь тихонько постучали. Миссис Этвуд пошла открывать. На пороге стояла мисс Остин в симпатичном пальто и розовой шляпке. Она с изумлением смотрела на происходящее в гостиной.
– Что здесь происходит, мистер Ватсон? – удивленно проговорила Джоан.
– Барбару Лестрейд похитили, – сообщил я.
Она побледнела, как полотно, и вдруг, сорвавшись с места, побежала к лестнице. Ее каблуки простучали по ступенькам.
«Аделаида», – мелькнуло у меня в голове. Я совсем забыл про собственную дочь!
Наверху раздался крик, а через секунду мисс Остин выскочила из комнаты Аделаиды. Смертельно бледная, глаза расширенные.
