Она придвинулась ближе, поглаживая его шею ладонью. Ладонь была теплая и нежная, и на ней почти не чувствовались мозоли. Он закрыл глаза, и ее пальцы как-то сами собой коснулись его щеки. Он ощутил, что его тело напряглось, словно тетива лука, и все дрожит.
— Чем я могу помочь? — прошептала она.
Он неохотно открыл глаза, потому что никогда прежде женщинам не доводилось так его утешать, и заставил себя поднять голову. Боже, ее руки… Он представлял себе, как они блуждают по его груди, плечам, ниже, гладят его плоть, уже сейчас ожившую и пульсирующую.
— Спасибо, что вы понимаете, — прошептал он, стараясь не обращать внимания на возникшее вдруг чувство вины.
В его голове начинал складываться великолепный план.
Глава 15
С двумя экипажами и тремя слугами потребовалось четыре дня, чтобы добраться до гасиенды Лос-Киеррос. Поездка в удобном ландо не была утомительной, тем не менее для Сторм она оказалась беспокойной. Все четыре дня Бретт был рядом с ней: он ехал вместе с ней в карете, а когда она для разнообразия предпочитала проехаться верхом, Бретт ее сопровождал. Ночью он разворачивал свою постель рядом с ее постелью, и, проснувшись в темноте, она обнаруживала, что прижимается к его крепкому телу, а его рука по-хозяйски обхватывает ее,
Она не могла ему не сочувствовать. Его семью постигла ужасная трагедия. Сторм знала, что ее горе, случись что-нибудь с ее братьями или родителями, было бы безгранично, а Бретт держался так стойко, стараясь вести себя словно ничего не случилось. Время от времени, когда он не знал, что она на него смотрит, она замечала мелькнувшее на его лице страдание. Ей хотелось обнять его, утешить, помочь забыть о своей беде. Раз или два Бретт выводил ее из себя, но она мгновенно раскаивалась. Ей казалось, что ссориться с Бреттом, когда он страдает от потери близких, — это все равно, что ударить больное животное.
Когда-то вся долина считалась относившейся к гасиенде Лос-Киеррос, но потом, как рассказал ей Бретт, золотая лихорадка привлекла сюда толпы искателей счастья. Когда неистовство стихло, многие осели на земле, стали скотоводами и фермерами, занимая участки огромных земельных владений, принадлежавших прежде семействам калифорнио. Семья Монтерро получила разрешение на владение землей еще во времена первой испанской экспедиции под предводительством Портолы в 1767 году. Но присоединение Калифорнии к Союзу Штатов в 1850 году послужило смертным приговором для калифорнио, потому что поселенцы, в основном американцы, теперь получили законные права на занимаемые ими земли. Множество старинных семейств калифорнио теряли земли, столетиями принадлежавшие им.
Скотоводство требовало немалых расходов, и большинство семейств не могло позволить себе многолетних судебных тяжб. Даже земли тех, кто приехал сюда только после получения независимости от Испании, суды присуждали новым поселенцам. Все это Бретт рассказывал ей бесстрастно, словно сторонний наблюдатель, а не сын владельца гасиенды.
Сторм смотрела на лежавшую среди величественных холмов великолепную долину, всю в пышной зелени после зимних дождей, в пятнах розовых и желтых полевых цветов, там и здесь усыпанную точками пасшихся коров и лошадей. Гасиенда, с белыми глинобитными стенами и крышами из красной черепицы, расположилась высоко на склоне. Там было множество строений — конюшен и небольших вилл, — но величественная вилла Монтерро, увитая плющом, подавляла их. Сторм она показалась огромной, как средневековый замок. На мгновение ей стало немного страшно. Готова ли она к встрече с семьей Бретта?
Немного позже их маленькая кавалькада въехала во двор, и слуги бросились помочь им выгрузиться. Бретт помог Сторм выйти из экипажа; лицо его было напряженным и мрачным. Сторм видела, что он чувствует себя не в своей тарелке, но решила, что ошибается и что его сдержанность наверняка вызвана горем. Он еще больше напрягся, когда она услышала окликнувший его женский голос, и они повернулись, глядя в сторону виллы. Сторм взяла ладонь Бретта в свою и вся вспыхнула, когда он взглянул на нее, насмешливо приподняв бровь. Смутившись, она попыталась отнять руку, но он не отпустил.
— Саго mio! Милый, милый Бреттон! Como esta usted? Как прошло ваше путешествие?
Сторм увидела очень красивую женщину с иссиня-черными волосами, огромными карими глазами и лицом цвета слоновой кости. Она была одета в траур, и Сторм подумала, не мать ли это Бретта. Она никогда не спрашивала его о его семье, а сам Бретт рассказал очень немного. Он взял протянутую этой красивой женщиной руку и склонился над ней.
— Конечно, тетя Елена, это… очень приятно. — Он поднес ее пальцы к губам, не касаясь ими ее нежной белой кожи.
— Ты выглядишь настоящим джентльменом! А это кто, милый Бреттон?
Сторм вспыхнула, когда поняла, что тетя не воспринимает ее как жену Бретта. Он бросил на нее извиняющийся взгляд, и Сторм потрясенно осознала, что он даже не сообщил семье о их браке. Как он мог! Окончательно смутившись, она почувствовала, что ее лицо запылало еще больше, когда женщина принялась оценивающе ее разглядывать.
— Это моя жена, Сторм. А это моя тетя, тетя Елена. Сторм выдавила из себя улыбку.
— Вы, наверное, устали, — замурлыкала Елена, умело скрывая удивление. — А, вот и остальные.
Сторм испытывала такое унижение, что готова была сбежать куда угодно, лишь бы не встречаться с ними.
— Бретт!
— Дядя Эммануэль, — сказал Бретт, и его лицо осветила искренняя улыбка.
Мужчины стояли глядя друг на друга. Сторм смотрела на дядю Бретта, пытаясь скрыть свое состояние, когда этот добродушный седовласый джентльмен повернулся к ней.
— А это кто, племянник?
— Дядя Эммануэль, это моя дорогая жена, Сторм.
— А, так ты женился. И такая красивая женщина, и такое необычное имя, nina. — Он приветливо улыбнулся ей.
— Бретт!
Сторм посмотрела на подошедшую женщину и сразу пришла в отчаяние. Наверное, это дочь тети Елены, потому что она была точной, но только более молодой копией прекрасной тети Бретта. Женщина была совершенно великолепна, черноволосая и черноглазая, среднего роста, но с роскошными формами и такой тонкой талией, какой Сторм никогда не видела. Ее рубиново-красные губы соблазнительно улыбались мужу Сторм. С лаской в голосе Бретт сказал:
— Ну и ну! Моя кузина София уже совсем взрослая!
— И ты тоже, Бретт, — кокетливо произнесла та, протягивая изящную белую руку.
Сторм взглянула на Бретта и увидела его улыбку, но не заметила насмешливого огонька в глазах. У нее оборвалось сердце от безумной мысли, что в детстве он и эта женщина были неравнодушны друг к другу. Она была так прекрасна, что никакой мужчина не мог бы перед ней устоять. А Бретт смотрел на нее, не сводя глаз, — этот взгляд был ей хорошо знаком.
Но тут он удивил ее. Он шагнул ближе к Сторм и взял ее руку:
— София, это моя жена, Сторм.
