Для нас эти формирующиеся теории гораздо менее важны сами по себе, нежели как признаки более широких взглядов и более всеобъемлющего понимания, о которых они, безусловно, свидетельствуют и которые стали возможными во многом благодаря расширению самой торговли.
Эти расширяющиеся идеи еще более отчетливо раскрываются в той возможности, которая осенила умы многих людей XV века, возможности гораздо более широкого расширения торговли, чем позволяли прежние маршруты, — первые слабые следы идеи мировой торговли и даже концепции самого мира в его сколько-нибудь приближающемся к реальности состоянии. Это были всего лишь первые зачатки этих идей, но они оказались достаточно сильны, чтобы люди рискнули действовать, основываясь на них, и потому произошли открытия последних лет века, которые не только распахнули новые миры для торговли, но и невероятно расширили все горизонты.
Исследовательский импульс, дерзновенный дух и отвага первооткрывателя пришли с первым расширением торговли, и уже в XIII веке многие европейцы пересекли тогдашний «темный» Азиатский континент. Однако непосредственная активная причина океанских открытий XV века заключалась в появлении новых наций, стремящихся принять участие в чрезвычайно прибыльной торговле восточными товарами, в тот момент, когда турецкие завоевания в северной и восточной частях Средиземноморья сузили возможности этой торговли, а прочные позиции венецианцев в Египте осложняли конкуренцию с ними. Португальцы были первыми из этих новых стран, кто питал амбициозные мечты и обратил внимание на поиск пути в Индию вокруг Африки. В первой половине XV века инфант Португалии Генрих благородно посвятил свою жизнь поощрению этих исследований, потому что, как думал он, это естественно входит в обязанности государей, так как не позволяет рассчитывать на прибыли, достаточные, чтобы соблазнить купца.
В ту эпоху, когда люди искренне полагали, что могут повторить приключения Синдбада-морехода, а может, и встретиться с чем похуже, требовалось немалое мужество, чтобы плыть в неизведанные моря, и прогресс шел медленно. Первая экспедиция продвигалась вдоль берега, насколько осмелилась, а когда благополучно вернулась, ее сменила другая, отважившаяся пройти немного дальше. В 1434 году она прошла мимо мыса Бохадор; в 1441-м — мимо Кабо-Бранку; в 1445-м — Кабо-Верде; в 1462-м — мимо мыса Сьерра-Леоне; в 1471-м достигла Золотого Берега; в 1484-м или, возможно, немного раньше пересекла экватор; в 1486 году Бартоломеу Диаш обогнул южную оконечность Африки, с тех пор названную мысом Доброй Надежды; и, наконец, в 1498 году Васко да Гама достиг Индии. За этим первым успехом короля Португалии немедленно последовала отправка флотов, специально предназначенных для торговли, и хотя египетские арабы встретили их в Индии ожесточенным сопротивлением, так как они угрожали их монополии, корабли возвратились домой с огромным грузом пряностей.
Переворот, произведенный открытием этого нового пути, был поистине грандиозным. Венеция, хотя и находилась в привилегированном положении, была вынуждена покупать товары в Египте на очень невыгодных условиях, поскольку арабы фактически обладали монополией. К первоначальной стоимости прибавлялись тяжелые пошлины и сборы, так что португальцы смогли сделать свои закупки в Индии лишь за небольшую часть цены, в которую они обошлись бы венецианцам в Египте. Венецию охватила паника. Есть свидетельства, что, когда появились первые новости о том, что в Португалию прибыли пряности прямо из Индии, цена на такие товары в Венеции сразу упала более чем на 50 процентов
[106].
Для венецианцев это, безусловно, был вопрос жизни и смерти. Само существование их торговли зависело от его исхода. Они самым настоятельным образом призывали египетских арабов всеми силами противостоять португальцам в Индии; в течение какого-то времени они обсуждали открытие Суэцкого канала и даже проект сухопутного маршрута вокруг турецких владений в союзе с русскими. Но все было напрасно. Мировая торговля переросла Средиземное море. За шесть лет до успеха Васко да Гамы Колумб достиг Америки, и мир сразу же вышел из Средневековья.
Торговля едва только начала свою новую деятельность, как ее влияние стало ощущаться далеко за пределами ее собственной сферы. Категорически невозможно хотя бы в приблизительно хронологическом порядке перечислить разнообразные пути, по которым напрямую действовало это влияние. Попытка перечислить их хотя бы в приблизительно логической последовательности может быть полезной для того, чтобы коротко показать точки соприкосновения между этой растущей торговлей и другими линиями прогресса в тот же период.
С ростом торговли начали возникать города. В римские времена в Италии и Галлии было множество крупных городов, и в большинстве они продолжили существовать и после вторжения, однако их относительная важность уменьшилась, и, конечно, во многих случаях изменились и их институты. В римской Германии было несколько городов, и из них, по крайней мере, Кельн продолжал вести активную гражданскую и коммерческую деятельность перед Крестовыми походами. Во внутренней части и на севере Германии не было городов во времена Римской империи, и они лишь начали появляться там до XI века.
С возрождением торговли эти старые города пробудились к новой жизни и быстро выросли в размерах и богатстве
[107]. Новые города возникали там, где раньше их не было, например, возле укрепленного аванпоста или у монастыря, где стали устраивать местный рынок или ярмарку. Привилегии, которые предоставлялись рынку, привлекали к поселению купцов и постепенно расширились до значительных прав самоуправления и местного законодательства, и довольно часто, по мере того как город формировался вокруг рынка и обстоятельства позволяли ему занять место независимого члена национального сообщества, первые рыночные права постепенно превращались в городской устав.
Естественной тенденции города стремиться к местной независимости и самоуправлению в значительной степени способствовал тот факт, что во времена, когда началось движение, феодальная система находилась в своем зените как преобладающая форма политической организации по всей Европе. Она сама была, насколько возможно, осуществлением идеи местной независимости, и хотя феодальный сеньор, на чьей земле вырос город, мог бороться за сохранение над ним контроля, логика всей ситуации была на стороне города. Примеру, который давал сеньор в своей попытке избавиться от зависимости от своего сюзерена, было очень просто последовать, и феодальная система предоставляла такие формы, которые легко было применить для обеспечения практической независимости
[108].
