На Востоке целью была Индия, хотя в течение какого-то времени существовала прямая сухопутная связь с Китаем от Черного моря. С Востока приходили предметы роскоши и великолепия, которые составляли основную часть средневековой торговли и приносили немыслимые прибыли — специи, ладан, ароматические вещества, драгоценные камни, ковры, драпировки и богатые ткани. Христианские купцы Европы не могли покупать эти товары прямо в Индии, только в мусульманских государствах Западной Азии, которые поддерживали отношения с более дальним Востоком. Эти государства взамен могли продавать в Индию лишь немногие товары — лошадей, лен, металлические изделия, особенно оружие, и приходилось ввозить огромный объем драгоценных металлов, чтобы урегулировать сальдо. Эти восточные товары добирались до Запада разными путями: одни проходили по Черному морю, где важным портом был Трапезунд; другие шли вверх по Персидскому заливу и Евфрату и достигали средиземноморских портов, таких как Антиохия или Бейрут; третьи выбирали южный путь через Красное море и Египет. Частота использования и прибыльность каждого из этих маршрутов зависела от политических условий в мусульманских государствах-посредниках и сильно различалась в разное время. С наступлением тюрок северные пути постепенно закрывались, и это было одной из главных причин, которые привели к быстрому сокращению генуэзской торговли в XV веке, так как она в основном полагалась на черноморские пути. Накануне великих открытий конца XV века практически единственная безопасная и выгодная линия связи с Индией пролегала через Египет.
Мусульманские государства получали от западных торговцев гораздо большее разнообразие товаров, чем Индия — зерно, масло и мед, металлы и минералы, свинец, железо, сталь, олово, сера, ткани, кожа, шерсть, мыло, меха и рабы, — черкесы, например, переправлялись по Черному морю в Египет, и даже европейцев их собратья-христиане продавали в рабство без каких-то особых колебаний, если представлялась удобная возможность. Западные корабли, нагруженные восточными товарами, отправлялись в обратный путь, чреватый многими опасностями — от нападений пиратов до неумелой навигации, а дома, в Венеции или Генуе, товары разгружались и хранились для дальнейшего обмена.
От портов Средиземного моря наземные маршруты вели вглубь к важным точкам внутренней торговли. Во Франции и Германии торговля сосредоточилась на ярмарках, которые проводились в установленные сроки. На крупных ярмарках вели оптовую торговлю, купцы из мелких населенных пунктов встречались там с импортерами, которые привозили товары с Востока, и таким образом получали поставки. На мелких ярмарках вели розничную торговлю, однако очень большую долю внутренней розничной торговли брали на себя коробейники, которые шли из деревни в деревню, неся тюки на своих плечах или водружая их на лошадей
[103].
Спустя какое-то время корабли из Средиземноморья отважились выйти в Атлантику, и было установлено прямое морское сообщение с Севером. Венеция регулярно, каждый год, направляла флот, который приставал в портах Англии и Нидерландов, и Нидерланды в конце концов стали центром почти всего обмена между Севером и Югом, так что их следует по справедливости считать принадлежащими, скорее, к среднему региону, а не северному. Брюгге стал главным местом этих потоков, и его заполнили склады с товарами из разных стран для купли-продажи.
Север был огромным источником продовольствия и сырья для растущих производств среднего региона: зерна, шерсти, шкур, жира, соленого мяса и рыбы, льна, конопли, древесины, мехов, олова и других металлов. С XIII века Север развил весьма обширную и разнообразную собственную торговлю с более компактной организацией посредством Ганзейского союза, чем итальянская торговля, добравшись до России и постепенно отваживаясь посылать свои корабли в Средиземное море. Еще до конца Средних веков в отдельных странах Севера также существовало значительное мануфактурное производство.
Несмотря на активное развитие торговли и производства, а также умножение предметов обихода и роскоши, жизнь большинства людей до конца Средневековья по-прежнему была мало удобоварима. С первого столетия Крестовых походов многие вещи, которые сейчас мы считаем предметами первой необходимости — дымоходы, окна из стекла, мебель для спальни и столовой, ковры, часы, светильники и многое другое, — стали появляться в домах богачей, обычно в первую очередь в городах, и постепенно перенимались сельскими помещиками. Деревенский люд победнее оставался в целом без таких удобств, и, учитывая недостаточный рацион человека любого класса, состоявший в основном из свинины и солонины, а также хлеба грубого помола с очень малым количеством овощей, и общую нечистоту и человека, и окружающей его среды, не приходится удивляться, что средняя продолжительность жизни была коротка и частые эпидемии уносили немало народу любого сословия.
К XV веку торговля в основном утратила свою прежнюю простоту. Она чрезвычайно диверсифицировалась и приобрела многие из своих более современных черт. С этой трансформацией перед умами того периода, которые уже были способны воспринять более широкие взгляды, чем прежде, стали возникать некоторые проблемы международного обмена товарами, и люди стали на ощупь искать, пусть даже полуосознанно, решение вопросов, которые, похоже, не решили и мы, во всяком случае не так, чтобы удовлетворить всех, — связь запасов золота и серебра с национальным богатством и теория, что национальное богатство можно увеличить, а торговлю развить при помощи тех или иных законодательных ограничений на чужую торговлю
[104].
Едва ли можно предположить, что теории международной торговли, которые начали складываться в это время, стали долговечным вкладом в цивилизацию, но, безусловно, они успели глубоко повлиять на ее ход. В недавние времена один из самых животрепещущих вопросов заключался в том, следует ли и дальше позволять им регулировать законодательство или нет. Эти теории сформировались в то время, когда человечество еще очень плохо понимало факты, на которых они якобы основывались. Опыт общей торговли был еще в самом зачатке, и никто не мог иметь реального представления о действующих в ней законах или даже о ее базовых фактах. Эти идеи были чистыми теориями, практически такими же, как домыслы любого оторванного от жизни философа. Пожалуй, ни в одной другой области цивилизации не предпринималось столько попыток воплотить чистые теории на практике, как в этой. Но у этих идей была очевидная и временная фактическая основа — существование узкой, но чрезвычайно прибыльной торговли, находящейся в таком состоянии, в котором ею можно было бы искусственно управлять, то есть когда ее можно было бы временно заставить действовать, например, в условиях исключительного владения золотыми рудниками, — и не существовало никакого опыта, который показал бы, что такое состояние лишь временное и исключительное. Эти теории, кроме того, имели чрезвычайно правдоподобное основание в виде очевидного эгоизма того времени и овладели народным умом настолько крепко, что более сведущим людям оказалось очень тяжело ослабить эту хватку
[105].
