Но категорически невозможно было избежать конфликта с этими новыми претензиями, как только Генрих IV достиг того возраста, чтобы взять власть в свои руки и попытаться реализовать свои императорские права, как он их понимал.
Все детали этого конфликта мы проследить не в силах, это были: раздел Германии, который фатально ослабил власть императора; драматический инцидент в Каноссе
[90]; истинная поддержка императора в рейнских городах; восстание сына Генриха, который, став императором, продолжил политику своего отца; смерть Генриха IV, уже бесправного, отлученного от церкви; перемены в успехе, переходившей от одной стороны к другой и обратно.
Соглашение, достигнутое в конце концов в Вормсском конкордате 1122 года, было компромиссом. Церковь получала право назначать прелатов. Затем они должны были получить мирскую инвеституру от короля в качестве политических и феодальных служащих и, наконец, духовную инвеституру, кольцо и посох, от церкви в качестве слуг церкви и пастырей. Государство таким образом сохранило часть контроля, хотя и не такого полного, как хотелось бы, над интересами, которые заботили его больше всего. А церковь, уступив в некоторых своих требованиях, обеспечила себе победу по самому важному для ее защиты пункту. Это, пожалуй, было самое справедливое урегулирование спора, которого они только могли достигнуть, и вопрос практически был снят, хотя и не до конца, потому что, когда впоследствии представлялись возможности, обе стороны пытались узурпировать права, которые не были ей предоставлены; но он уже никогда не приобретал такого всеобщего характера, как когда был центральной проблемой в конфликте между империей и папством. Когда эта великая борьба началась вновь, почти полвека спустя, она сместилась в другие области и приобрела совершенно иной вид.
Однако хотя по этому особому вопросу церковь не гарантировала себе всего, на что претендовала или рассчитывала — хотя, пожалуй, претендовала справедливо, — в их соперничестве, как мы увидели, на кону стояло гораздо больше, чем этот конкретный вопрос мирской инвеституры, и в том, что касается более широких вопросов, церковь одержала полную победу. За столетие произошли огромные перемены по сравнению с положением папства при Генрихе III. Папы освободились от всякого императорского контроля и больше уж никогда не попадали под него. Однако они получили гораздо больше. Папство не только стало независимым, но и встало рядом с империей как совершенно равная верховная власть не только в теории, но и в реальной жизни. Кроме того, оно уже не удовлетворялось церковным правлением. Оно значительно расширило свою сферу влияния и претендовало на права во всей Европе, права явно политические и, следовательно, относящиеся к области императора. Но император был бессилен предотвратить это расширение папских прерогатив и не мог помешать успеху папы в тех случаях, когда ему удавалось добиться подчинения. Папская власть продолжала расти в XII веке, чему способствовал общий дух эпохи и Крестовые походы, и уже Иннокентий III обладал подлинно международным влиянием, большим, чем у любого когда-либо жившего императора.
После интервала сроком в одно правление на императорском троне Салическую династию сменила новая — Гогенштауфены, одна из самых блестящих в истории, которая произвела на свет ряд замечательных правителей. Первым из этого дома, кто в широком смысле принялся осуществлять замыслы предыдущих императоров и, следовательно, вступил в столкновение с папством, был Фридрих Барбаросса, чье правление начинается в 1152 году.
По-видимому, это был новый век конфликта между империей и папством. Так он выглядит на первый взгляд, и это в значительной мере определяет его внешний характер. Но нужно лишь заглянуть под поверхность, и даже не очень глубоко, чтобы увидеть, что это не было соперничество между империей и папством в прежнем смысле. Это противоборство заключалось уже не в одном ведущем и центральном вопросе между сторонами, как раньше. Оно, скорее, превратилось в один из инцидентов основного сражения. Великая борьба всей жизни Фридриха была борьбой с властями и княжествами, которых не было за сто лет до того. Это был очевидный конфликт старой империи, возникшей в прежние средневековые времена и соответствующей их условиям, с духом и условиями нового века, которым она не соответствовала, с мощными силами, которые всюду преобразовывали Европу и которые невозможно было сдержать. Император вел борьбу за то, чтобы вернуть и сохранить свое положение, с которого его медленно, но непреодолимо оттесняют, а не за то, чтобы помешать какой-то конкурирующей власти укрепить свою аналогичную императорскую позицию рядом с ним. И наконец это было сделано, не оставив никаких возможностей для дальнейших споров.
Папство, которое само по себе тоже должно было пасть жертвой сил новой эпохи императорской власти, на тот момент являлось их союзником. И это было на самом деле необходимым и правильным союзом для папства. Ибо, хотя этот новый век затем проявит себя яростным противником по отношению к определенным притязаниям пап, его непосредственная победа не таила столь многих опасностей даже для этих притязаний, сколько таила бы победа императора, и в конце концов не могла быть столь же разрушительной для другой стороны папской власти — ее церковного владычества.
Если сначала мы посмотрим на Германию тех дней, которая, на мой взгляд, является примером для любой сильной императорской власти, мы сразу же увидим масштаб произошедших там изменений и весь переворот в имперской политике со времен правления Генриха III.
Раздробленность Германии стала гораздо больше, чем тогда. Множество мелких княжеств вышли из-под власти сеньоров на промежуточных ступенях иерархии и теперь подчинялись напрямую императору. Их права на независимость и самоуправление были гораздо четче определены и полнее признаны, чем прежде. Хотя эти сеньоры, может, и сохранили свои титулы, но уже не были герцогами и графами, то есть сановниками империи, а стали «князьями» или, иными словами, государями. Некоторые из них уже весьма энергично и всерьез начали работу по централизации и консолидации своих владений, а также по уничтожению власти собственных вассалов и мелких дворян в пределах своей досягаемости, чтобы предотвратить на своей земле тот процесс дезинтеграции, который они сами совершили в масштабе королевства.
Эту перемену в Германии Фридрих I не мог обратить вспять. Более того, характерной чертой его политики было то, что он уже и не пытался этого сделать. Он сознательно увеличивал число мелких княжеств или давал им более высокие титулы, порой идя на неординарные уступки местной независимости. Он, конечно же, сурово наказал Генриха Льва, главу Вельфов, крупной конкурирующей силы в Германии, за отказ помочь ему в Италии и раздробил огромное владение, которое тому удалось собрать воедино, но, хотя это и стало личным триумфом для Фридриха, не принесло никакой долговечной пользы королевской власти в Германии.
Реальной основой власти Фридриха и главным источником силы, которую он мог черпать из Германии для своих итальянских кампаний, были обширные семейные владения Гогенштауфенов, увеличившиеся за счет унаследованных земель Салической династии, превышавших владения любого другого германского рода, за исключением, может, Вельфов. К этим ресурсам Фридрих прибавлял все, что мог получить от немецких князей, часто благодаря дальнейшим уступкам за счет остатков королевской власти.
