Таким образом, защита общества превратилась из общественной обязанности в вопрос частного договора и стала одним из обычных условий, на которых происходило пользование землей.
Подобное произошло в то же время и в других функциях государства, например, судебной, которая также перешла в руки частных лиц и прикрепилась к земле. Так, крупные феоды стали обладать тем, что французский феодальный закон называл jurisdictio, то есть полным суверенитетом, вследствие чего государство практически устранялось от всяких контактов с любыми лицами, проживающими в пределах феода, — результат, который пошел намного дальше всякого развития манориального правосудия. Процесс, которым шла эта трансформация в отношении других функций государства, отнюдь не столь ясен, как в случае с армией. Что касается, например, судебной власти государства, то, пожалуй, нет другой темы, связанной с происхождением феодальной системы, которая бы по-прежнему вызывала столько разногласий и по которой до сих пор существовало бы столь же различных взглядов, как вопрос о том, каким образом эта власть перешла в частные руки.
Нет сомнений, что этому процессу в значительной степени способствовали «иммунитеты». Это были привилегии для церквей и частных лиц, в соответствии с которыми обычным чиновникам государства запрещался въезд в указанные владения, и их владелец занимал место государственного чиновника. Это не сразу вывело такие владения из-под контроля правительства.
Землевладелец стал независимым от рядовых чиновников, но не от государства, чьим служащим стал в силу владения землей, хотя часто он, а не государство обладал всем судебным доходом, но это, несомненно, способствовало развитию частной юрисдикции и фактической независимости и, вероятно, во многих случаях полностью объясняет суверенитет феода. Правительство, которому в то время было чрезвычайно сложно контролировать своих чиновников и осуществлять функции государства с их помощью, часто обнаруживало, что оно совершенно не в состоянии помешать получившему иммунитет крупному землевладельцу сбросить всякую зависимость от правительства и создать собственное государство.
Однако многие феоды не обладали иммунитетом, и значит, процесс шел каким-то иным путем. Наши знания о том, как это происходило на самом деле, настолько скудны, что почти все разнообразные теории, выдвигавшиеся для его объяснения, имеют под собой некие разумные основания, но, по всей вероятности, в большинстве случаев это, по сути, происходило путем узурпации.
Владелец феода обладал могуществом в своей местности. Он мог поддерживать и действительно поддерживал некоторую степень порядка и безопасности. Именно благодаря этому его власть расширялась и ей подчинялись. Теоретически государство было абсолютным. Предполагалось, что оно контролирует почти все сферы жизни во всех деталях. И эта теория власти государства продолжала существовать и признаваться и в годы самого полного феодализма. Но на самом деле государство ничего не могло сделать. Его реальная власть была противоположна теоретической. Условия, способствовавшие развитию тех зачатков феодализма, которые существовали при поздней империи, даже там, где их рост в промежуточный период сдерживался, в основном вновь появились после падения власти Каролингов. Большая затрудненность сообщения не позволяла государству напрямую выполнять свои полномочия во всех частях страны. У него не было сильного и организованного штата чиновников, на который оно могло бы положиться. Каждый чиновник, военный или административный, был местным магнатом, изо всех сил старавшийся сбросить контроль государства, использовать свое положение. В народе не было единства, которое оно могло бы призвать себе на помощь. Не было ни общих настроений, ни идей, ни интересов, которые связывали бы жителя устья Луары с жителем устья Сены. Не было ни патриотизма, ни чувства национальной общности. Все несло местный, личностный характер. Даже в церкви X века дело обстояло таким же образом. Европа едва ли даже знала, кто сидит на папском престоле в Риме, общая церковная организация почти развалилась, и даже в самом Риме папство опустилось до самой низкой точки деградации, пав жертвой местнических распрей и вынужденное служить тем же местническим интересам. Если это было верно в отношении церкви, то еще вернее в отношении государства, у которого отсутствовала такая же общая организация и такая же основа для общих настроений. Каждый государь в конкретный момент обладал лишь тем объемом власти, какой мог извлечь из земель, непосредственно находившихся в его власти, то есть из своего собственного местного феода. Огромное преимущество, которым обладали первые Капетинги над своими соперниками Каролингами, заключалось, как мы видели выше, в том, что у них была очень сильная местная власть именно такого рода, тогда как у Каролингов фактически ее не было вовсе, но даже этой власти, которую имели первые Капетинги, было недостаточно, чтобы позволить им осуществлять функции реального правительства в границах других крупных феодов. Разумеется, поздние Каролинги не обладали такой властью. Те функции, которые правительство было не в состоянии осуществлять, естественно, переходили в руки местного магната и осуществлялись им.
Порой это была настоящая узурпация: барон принимал на себя и выполнял функции, которые должно было выполнять государство. Чаще всего это, конечно, была трансформация обязанностей, которые когда-то поручило ему государство, как, может быть, наделив устойчивостью или сделав его чиновником своей администрации, герцогом или графом; трансформация того рода, что барон выполнял эти функции уже не как представитель государства, а в силу своего имущественного права, и проживающие в его владениях люди выполняли свои обязанности уже не как долг перед государством, а как личное обязательство перед своим непосредственным сеньором. Среди них обычно бывали его вассалы, чьи предки жили в графстве, когда король сделал их графами и они действительно представляли правительство. В те времена они совершали графский суд как граждане, исполняющие общественный долг. В каждом новом поколении они отправляли тот же суд, и в нем не происходило каких-либо заметных изменений. Но при этом в итоге он проходил через полную трансформацию, и, участвуя в нем, потомки прежних граждан выполняли личное обязательство, которое возлагалось на них как на вассалов сеньора.
Местный публичный суд, таким образом превращенный в частный путем узурпации бароном или по разрешению короля, сохранил при этом неизменными свои основополагающие принципы. Вассалы собирались, чтобы сформировать суд, как это делали раньше, вместе с теми свободными гражданами данной местности, которые еще оставались вне вассальных отношений. Они выносили решение в случаях, касающихся друг друга, по общему согласию — вердикт «равных», и по общему согласию принимали меры в соответствии с характером местных законов, как это делало прежнее местное собрание, чье место они заняли. Но по отношению к публичной власти государства трансформация была огромной, так что изменился весь его смысл.
Географическая протяженность территории, подчиненной таким образом «правосудию» сеньора, зависела от самых разных обстоятельств, своих для каждого конкретного случая; и, конечно, она зависела, хотя и самым отдаленным образом, от действия номинального суверена. Самыми решающими из этих обстоятельств были личные таланты нескольких поколений сеньоров, успешное поддержание ими порядка и безопасности в довольно большой степени, а также способность внушить уважение к их власти на большей или меньшей площади и принудить окружающих землевладельцев, не таких могущественных, как они, признать их превосходство. Если они были хорошими организаторами и сильными воинами, особенно воинами, их земли постоянно расширялись, пока не достигали границ других территорий, сформированных подобным же образом. Если они были нерешительными и слабыми, их подданные и соперники быстро использовали это к своей выгоде. Вассалы не упускали возможности сбросить их власть и присвоить себе права суверенитета, а соседние крупные бароны не стеснялись подстрекать или заставлять вассалов соперника изменить ему и тем самым расширить собственные земли за счет соперника. Когда феодальная система и феодальный закон приобрели более определенную форму, подобные действия стали происходить реже, но никогда не прекращались полностью, и время формирования феодализма было периодом, когда господствовал закон выживания самых приспособленных.
