В Англии различные королевства саксов, созданные во время завоевания, объединились при владычестве Уэссекса, в начале IX века. В конце этого столетия энергия и мудрость Альфреда, гения, равного Карлу Великому в своем более узком королевстве и превосходящего его характером, заложили прочные основы для национального развития. Была улучшена судебная организация государства; военная система усилена и проверена долгой и в основном успешной войной; старые противоречивые законы реформированы в новый, расширенный кодекс; и король своим собственным примером поощрял образование и литературу. Но это начало не имело немедленных результатов.
Англия лежала прямо на пути скандинавов, и их вторжение на остров было настоящим переселением, подобным более ранним тевтонским нашествиям. Преемники Альфреда долго, но в итоге напрасно, боролись с возникшими трудностями, и Англия в конце концов присоединилась к скандинавской империи Кнуда Великого в первой половине XI века. Но скандинавы и саксы не так широко различались этнической принадлежностью и языком, и смешение их в едином народе было нетрудным делом. Саксонская монархия, восстановленная в 1042 году, могла легко развиться в нацию, но прежде еще один элемент должен был прибавиться к сложному английскому характеру.
Скандинавы совершили еще одно переселение помимо английского — в Северную Францию — и образовали там в начале X века небольшое государство, Нормандское герцогство, феодально зависимое от короля Франции. Там они быстро утратили свою национальную специфику и язык и создали своеобразную и интересную цивилизацию. После смерти Эдуарда Исповедника, последнего саксонского короля Англии, Вильгельм, герцог Нормандский, заявил о правах на английскую корону и быстро добыл ее силой оружия.
С ним пришло новое вторжение чужеземцев, которое в результате долгого процесса было поглощено английским народом, и столетие спустя, после прихода к власти анжуйских королей, произошло еще одно аналогичное переселение. Таким образом, даже в Англии, хотя она имела преимущество перед континентальными государствами в своем малом размере, который облегчал задачу по установлению общего правительства, подлинное национальное сознание сформировалось только к концу Средневековья. Однако в 1066 году с воцарением Вильгельма государство приобрело свою внешнюю форму, как произошло с германским и французским государствами в предыдущем столетии.
Однако это новое правительство в своем начале резко контрастировало с правительствами двух других стран; феодальная система в ее политическом аспекте не развилась в Англии при саксонских королях, как это произошло на континенте. Германские элементы, бывшие одним из источников феодализма, выросли там в институты, которые в отдельных чертах можно назвать феодальными, однако в них отсутствовали существенные элементы исторической феодальной системы, а также между английским народом и государством не сложилось могущественного баронства, которое пользовалось бы по праву или в силу узурпации королевскими прерогативами. Вильгельм Завоеватель привез с континента в Англию политическую феодальную систему, но это не был обычный европейский феодализм. Это был феодализм того типа, который преобладал в Нормандском герцогстве, высоко централизованный и служащий аппаратом управления под властью суверенного государя, который оставался самым могущественным фактором в государстве. Следуя обычаю, повсеместному в первые дни феодализма и не вышедшему из употребления в Нормандском герцогстве, он претендовал на скрепленную присягой преданность вассалов каждого сеньора. Земли, которые он раздавал между своими приверженцами, были разбросаны по стране — похоже, по причине географических условий, нежели намеренно, так что лишь в немногих случаях они могли объединиться в мелкие государства внутри государства, и, жалуя землю, он не раздавал королевских прерогатив. Кроме того, он сохранил в качестве прямых домениальных владений гораздо более обширные территории, чем любые пожалованные вассалам.
Результаты оказались решающими. Феодализм постепенно проникал в Англию, и через какое-то время в теории права феодальные принципы стали контролировать все землевладение, но в Англии так и не сложилась ни одна политическая система, как на континенте. Король с самого начала располагал самой сильной властью в государстве, и период в английской истории, ближе всего соответствующий абсолютной монархии, — это период ее норманнских и первых анжуйских королей.
В Испании, как и в Италии, не было ничего, что соответствовало бы национальному правительству, но по другой причине. Древнее германское королевство вестготов пало в VIII веке еще до вторжения сарацин. В IX веке ряд христианских государств начал формироваться на северных окраинах страны, частично из беженцев, спасавшихся в горах на северо-западе от арабов, и частично из франкских графств на территории, принадлежавшей в Испании Карлу Великому. К середине XI века сформировались королевства Леон, Кастилия, Наварра, Арагон и Барселона и начали двойной процесс оттеснения арабов все дальше на юг и объединения друг с другом. Оба этих процесса продолжались на протяжении всей оставшейся части средневековой истории, и тот факт, что народ Испании не объединился в осознании общей нации даже к началу XVI века, имел важнейшие политические последствия для современной истории.
Таким образом, мы видим, что итогом этого периода стал фундамент для последующего национального развития в ведущих странах Европы, каждая из которых имела свои особенности. Давайте кратко сравним положение дел в XI веке с ситуацией в каждом из трех великих государств — Англии, Франции и Германии — скажем, в XVII веке, и мы легко найдем ключ к внутренней политической истории этих стран в течение промежуточных столетий.
В Германии в начале XI века королевская власть была сильна, даже если не была абсолютной или непререкаемой. Там были предприняты важнейшие шаги для консолидации государства и уничтожения тенденций к местной независимости, и все перспективы говорили о том, что этот процесс продолжится и добьется успеха. В XVII веке мы видим, что центральная власть свелась к упрощенному варианту, без каких-либо характеристик национального правительства, и территория, занятая нацией, распалась на сотни мелких государств, во всех смыслах полностью независимых. За время, прошедшее между этими двумя моментами, должно было произойти нечто, что значительно ослабило королевскую власть и позволило разрушительным силам, очевидно преодоленным саксонскими королями, вновь начать действовать и привести к естественным результатам — результатам, намного более крайним и катастрофическим для нации, нежели те, которым угрожало вначале возрождение старого племенного духа.
Во Франции в XI веке королевская власть была едва чем-то более, чем простой теорией, и страна была разделена на многочисленные частички, практически столь же независимые, как позднее в Германии. С другой стороны, во Франции XVII века мы находим почти абсолютную централизацию. Все функции общего правительства и почти всех местных органов власти осуществляет Людовик XIV, и едва ли остался хоть клочок от какого-либо конституционного сдерживания его безответственных прихотей. История промежуточных веков была историей процесса непрерывной централизации. Короли, по-видимому, сумели полностью уничтожить феодальную систему, принудить дворян к повиновению и отнять у них все присвоенные ими прерогативы до единой. История Франции должна была быть историей формирования реального национального правительства из феодального хаоса.
