Мы не можем утверждать, что Константин
[40] объявил себя сторонником христианства, убедившись в его истинности или по религиозным мотивам. Действительно, нет никаких доказательств, что в душе он когда-либо был подлинным христианином. Его мотивы нетрудно угадать. Когда он отправился из своей небольшой приграничной провинции с маленькой армией на завоевание империи, у него практически не было шансов на успех. Но история мало знает людей, обладавших большей политической дальновидностью, нежели Константин. Не будет опрометчивым предположить, что наедине с собой он рассуждал так: если он провозгласит себя защитником этой доселе незаконной и преследуемой секты, они сплотятся в его поддержку со всем энтузиазмом и он заручится помощью самой истовой группировки в государстве. Большая слабость язычества в противоположность христианству должна была быть очевидна для столь прозорливого наблюдателя. Язычество с его разрозненными силами, не имеющее ни руководства, ни безоглядной уверенности в себе, ни веры в будущее, ни миссии в настоящем, которая пробудила бы энергию и жизнь, было не той силой, какую столь амбициозный и трезвомыслящий молодой человек выбрал бы для того, чтобы вести к победе. Мотивы, которые побуждали его поддержать христианство, были чисто политическими, и результат со всей определенностью подтвердил правоту его суждения.
Однако в другом смысле поступок Константина имеет более важное значение и является частью более широкого движения.
Трансформация Римской империи из древней в средневековую произошла за полвека, последовавшие за воцарением Диоклетиана. Изменения, внесенные им в формы и конституции, модифицированные и продолженные затем Константином, ознаменовали настоящую революцию, полный поворот. Империя оторвалась от своего прошлого. Она уже больше не притворялась тем, чем была вначале. Она откровенно признала ситуацию такой, какой была, и уже не пыталась вернуть прежнее. Она открыто посмотрела в лицо будущему. Эта перемена логически влекла за собой признание христианства. Нет уверенности, что Диоклетиан смутно не осознавал этого. Но Константин осознал это достаточно ясно, чтобы начать действовать, хотя он, возможно, и не сумел бы выразить это словами.
Для христианства, как и для империи, это был век перехода, век трансформации по характеру и устройству, итоги которой мы рассмотрим чуть позже.
Нам остается показать, насколько это возможно, вклад христианства в нашу цивилизацию как одного из четырех великих источников, из которых она и произошла. Каковы новые элементы, которые внесла в человеческую жизнь и прогресс христианская религия?
Для этого нам сначала необходимо вкратце отметить два элементарных факта, которые мы подробнее изложим в другой главе. Во-первых, мы должны рассмотреть влияние христианства как исторической силы, а не божественной религии. Истинна или ложна его претензия на особый божественный характер, не имеет никакого значения для этого вопроса. Здесь мы должны установить те влияния, которые, безусловно, следуют из него, как исторические факты, независимо от того, какую гипотезу мы принимаем.
Во-вторых, в данном случае нас не интересуют ни те результаты, которых достигло христианское богословие, ни те, к которым привела церковь как правящая сила или религиозное учреждение. В обоих этих направлениях христианская религия послужила основой для грандиозных исторических сооружений, которые имели чрезвычайно важные последствия. Но ни в том ни в другом случае христианство как религия не является подлинной творческой силой, и следствия, вытекающие из догматической системы или церкви, можно отнести на счет религии только в той мере, в какой она предоставила повод для действия сил, которые в действительности и привели к этим результатам. В данный момент нас интересует именно религиозная сторона, а не богословская или церковная, хотя они тоже сыграют роль в нашей истории в других главах.
Опять-таки следует заметить, что влияние религиозного характера, как и любых чистых идей, трудно проследить с абсолютной точностью. Их действие с гораздо меньшей вероятностью будет описано в документах, чем другие причины, которые могли способствовать общему результату. Например, не может быть никаких сомнений в том, что в США евангельское учение в тысячах отдельных случаев было решающим фактором, под влиянием которого сложился общественный протест против рабства перед началом Гражданской войны; однако было бы гораздо сложнее написать историю его влияния, нежели историю политических влияний, которые действовали в сочетании с ним. В таких случаях, в отсутствие убедительных доказательств, мы часто ограничиваемся логическими умозаключениями, однако эти умозаключения могут быть настолько очевидны, что фактически становятся равнозначны доказательству.
Итак, оценивая вклад христианства в цивилизацию, мы должны для начала рассмотреть его воздействие на религиозные идеи мира в строгом смысле этого слова, и именно в этом аспекте мы обнаружим его самое важное влияние. Религия составляет одну из великих граней цивилизации, и едва ли нужно уточнять, что все, что поднимает мировые религиозные концепции на более высокий уровень, должно рассматриваться как одна из великих цивилизационных сил истории
[41].
Довольно просто выявить общий труд христианства как вклад в религиозный аспект цивилизации. Труд этой новой религии, которая стоит первой по логическому порядку, заключался в том, чтобы освободить монотеистическую идею, возникшую в иудейской среде, от узких племенных рамок, делавших невозможным всеобщее ее признание, и сделать ее господствующей идеей Бога в христианском мире, откуда она затем перешла в ислам. Отныне Бог должен был стать единственным.
Вместе с этой идеей единственного истинного Бога оно ввело концепцию его характера и отношения к человеку, совершенно отличную от всех преобладавших ранее, подчеркнув отцовство Бога и его любовь к человеку. Эта идея отцовства Бога, олицетворенная и необычайно эффективно провозглашенная в сыновстве Христа, старшего брата человека, приблизила человека к Богу и дала ему новую точку зрения на все будущее. Любовь стала великой религиозной силой нового века. В практическом труде христианства эта идея не осталась простой мыслью. Она превратилась в позитивную силу истории благодаря живому представлению каждого отдельного христианина о непосредственных личных отношениях между ним и Богом, в силу которых Всемогущий со своей мощью приходил к нему на помощь в его стремлении сделать себя подобным Богу. Иными словами, христианство не просто учило, что эта связь является осуществимым идеалом, но и заставляло человека верить в нее как в факт, так что он действительно жил с ощущением божественной силы.
