Если народовластие придет лишь в качестве шаманского заклинания, сказал Серапион, нас ожидают большие трудности. Новые слова должны рождаться внутренними изменениями.
Он предлагает ждать, а я требую действовать, возразил Вальдемар.
Пусть живут по склонности сердец своих, сказал Серапион. Мое дело – назначить выборы.
Для того чтобы научиться плавать, нужно войти в воду, объявил Вальдемар.
И мы вошли.
К выборам правителя Острова стали готовиться разные силы – тут-то и проявилось разноообразие взглядов. В борьбе за власть своих выдвиженцев представили сторонники светлого будущего, равно как и приверженцы прошлого. Образовалась также Партия пчел, продолжавшая дело Повелителя Власа: она тоже выдвинула своего человека. Новой общественной силой Острова стала Партия прогресса, которую возглавил не кто иной, как Вальдемар, телесно всё еще пребывавший за границей.
Неожиданным образом он выполнил свое обещание по переводу денег, пусть и ограниченного их количества, только направил их не на Юг, а на Север, в столицу, где развернула свою деятельность новообразованная партия. Освободительное движение Юга привлекать Вальдемара перестало, и вскоре он во всеуслышание объявил о произошедшем в нем мировоззренческом перевороте. Бывший полководец не желал более отделения Юга, а мечталось ему, напротив, об укреплении единства Острова.
Первой жертвой произошедшего в Вальдемаре переворота стала Варвара, ведь личные связи настоящего политика неотделимы от общественных. Незримыми нитями любви он был связан ныне с Континентальной нефтяной компанией, каковая и была источником Вальдемаровых средств.
Охваченный новой страстью, он искал закрепления возникших отношений, но понимал, что жениться на нефтяной компании, не говоря уже о ее владельце господине Бранде, ему будет затруднительно. Вальдемар пошел по единственно возможному пути: он женился на дочери владельца компании Сесилии.
В отличие от Мелиссы, это известие Варвару не убило. Привыкшую на своем освободительном пути к катаклизмам, ее оно только закалило. Варвара послала новобрачным поздравительную телеграмму с обещанием вручить подарок лично. Вальдемар, хорошо изучивший бывшую соратницу по борьбе, ощутил беспокойство, но жребий был брошен. Его Рубиконом стало Море, отделявшее Остров от Большой земли. Получив от Серапиона письменные заверения в безопасности, Вальдемар и Сесилия прибыли на Остров.
Не дав себе ни дня отдыха, Вальдемар предался предвыборной деятельности. Первая его встреча с избирателями, ко всеобщему удивлению, прошла не в столице. Не пожалев времени и усилий, кандидат отправился в нефтеносный край на северо-западе Острова. На фоне нефтяных вышек Вальдемар рассказывал о благоденствии, которое ожидает страну в его правление, и ритм его речи совпадал с ритмом скважинных насосов, похожих на гигантские колодезные журавли.
Закончив свое выступление, он, как водится, показал и фокус. Поднял над головой прозрачный сосуд, наполненный нефтью, которую именовал исключительно черным золотом. Подойдя к первому ряду зрителей, всем желающим Вальдемар дал понюхать жидкость в сосуде, а некоторым даже помазал ею носы, так, чтобы всем было очевидно, что в руках у него – то самое черное золото. Подозвав к себе старого буровика, фокусник попросил его снять куртку и показать ее присутствующим, в том числе и с изнанки. Куртка была грязной с обеих сторон, что не позволяло считать ее намеренно подготовленной для представления. Вне подозрений был и буровик, за все годы работы на скважине не обнаруживший ни малейшей склонности к фокусам. По просьбе Вальдемара буровик накрыл своей курткой сосуд с нефтью. Когда же он снял ее, сосуд оказался пуст. И буровик, и все остальные нефтяники были потрясены, поскольку даже не догадывались, что нефть может исчезать без всякого следа.
Ксения
Приезжал Филипп, обсуждал детали будущего издания. Непременно хочет открыть его эпиграфом. Текст решил не набирать обычным шрифтом, а заказать известному графику. Тот справился за два дня. Сегодня утром привез Филиппу. Хотим ли мы бросить на него взгляд? Да, разумеется, как же не бросить. А что за эпиграф?
Филипп достает из папки плотный шершавый лист со стилизованными под древность буквами.
– Вот… Приписка Прокопия на последнем листе «Истинной истории…».
Склонившись над листом, читаем: «У Агафонова гроба не обретет пророчества голос никто источник есть сведений о будущем Острова».
Ах, вот оно что…
– Известная фраза, – говорит Парфений. – Главным образом тем, что не очень понятен ее смысл.
– Что может быть лучше для эпиграфа? – смеется Филипп.
Из папки он достает фотографию рукописного листа, а также копию работы каллиграфа. Кладет их на край стола. Это он оставляет нам – на всякий случай.
Парфений спрашивает:
– А все-таки, как вы понимаете эту запись?
Редактор понимает ее приблизительно так: даже у могилы Агафона никто не в состоянии произнести пророчества, которое является источником знания о будущем Острова. Подталкиваемый нашим молчанием, Филипп поясняет, что в отсутствие пророчества у нас остается только история, которую мы должны скрупулезно изучать. И издавать.
Он улыбается:
– А с пророчеством всё было бы проще, конечно.
Ну, да. Надежное пророчество достовернее истории.
Когда редактор уехал, я взяла оставленную им фотографию. Запись я знала в опубликованном виде, а рукописи никогда в руках не держала. У Агафонова гроба… Почерк Прокопия, как на мой вкус, был гораздо симпатичнее экзерсисов каллиграфа. По обычаю того времени, никаких точек, запятых, даже слова не разделены. Зато море надстрочных знаков, красивых и ничего не значащих. Я позвала Парфения.
– Смотри: здесь, где поврежден край листа, могло быть какое-то слово. Видишь штрих? Похоже, это часть какой-то буквы.
– Н?
– Может быть… Если иначе разделить слова, то получается что-то другое: «У Агафонова гроба… не обретет пророчества. Голосник – то источник есть сведений о будущем Острова».
– С н начиналось слово никто: «У Агафонова гроба никто не обретет пророчества. Голосник – то источник есть сведений о будущем Острова». Речь идет о голоснике – акустической нише в стене храма.
– Получается, Прокопий спрятал пророчество в голосник, и этот голосник находится рядом с могилой Агафона.
Мы позвонили Филиппу и рассказали о нашей догадке. Некоторое время в трубке раздавалось только сопение. Я потрясла трубку – и она отозвалась:
– Завтра утром я попытаюсь связаться с министром культуры. Любые работы в Храме Преображения возможны только с его разрешения.
Получается, Прокопий был уверен, что до пророчества никто не доберется. Одновременно он давал подсказку, как его найти. Это так на него похоже.
Никогда еще Остров не был так захвачен общественной борьбой. Он погрузился в нее с головой, как войско фараона во время о́но погрузилось в пучину Чермного моря, а много позже войско князя Константина было затянуто в лесную топь. Острову надлежало выбрать нового правителя, который отныне должен был именоваться президентом. Президент избирался впервые, да и сами выборы были впервые, и ни одна душа в государстве не ведала, чем всё это окончится.
