Когда же предложения дворцовой кухни иссякли, Стражи Будущего вспомнили о втором противнике, с которым уже долгое время велась изнурительная, пусть до времени и незаметная, война. Были заказаны снимки блюд парижских ресторанов. Попавшие в кадр французские надписи объяснялись сговором южан с противником. После победы над Югом солдатам обещали взятие Парижа со всеми его кулинарными изысками.
Обозревая новую порцию блюд, личный состав завыл. Зрители подозревали, что до Парижа они уже не дойдут, и были согласны поесть на том берегу. Беда была лишь в том, что противоположный берег был так же недоступен, как Париж. Откуда-то со дна желудка, полного даже в это голодное время, в голове Маркела забрезжило понимание того, что начинается бунт. И тут он прибег к средству, еще более неожиданному, чем прежние.
Парфений
Вечером приехал хозяин виллы Артемий Никитин. Мы ужинаем с ним и Жаном-Мари. Артемию лет пятьдесят. Он в легком льняном пиджаке, без галстука: так выглядят французские профессора.
Благодарит по-французски, что мы у него остановились. Надеется, что ни в чем не испытываем нужды. Ксения говорит, что здесь трудно испытывать нужду, Артемий отвечает полупоклоном. Мне нравится это полу-: не люблю крайностей.
Жан-Мари рассказывает о завтрашней съемке. Он привык быть в центре внимания, и это облегчает жизнь остальным. Делится своими маленькими находками, которые будут предъявлены завтра: необычный угол камеры и соответствующая установка света. Его беспокоит лишь погода (знак официанту, что ризотто понравилось), но с этим ничего не сможет поделать даже Артемий. Лицо хозяина выражает умеренную скорбь.
Взгляд Жана-Мари сосредоточивается на новой порции ризотто. Она появилась из ниоткуда. Высший класс: большой палец в честь официанта. Кого он не может найти для своих фильмов – так это хорошего официанта. Нет, он не шутит. Если угодно, самая трудная роль – это кушать подано. Здесь так мало пространства для выражения. Следуя указанию режиссерского ножа, на его тарелке оказываются черные маслины. Между тем, в этих двух словах должно быть всё: и Фигаро тут – Фигаро там, и звук лопнувшей струны, а может, и – быть или не быть.
Артемий чокается со мной и с Ксенией.
– Вы оставили в гостиной хронику. Судя по миниатюре, она открыта на Войне Севера и Юга…
Ксения кивает:
– Странная война, правда?
– Позволите вопрос? – Артемий переводит взгляд на меня. – Почему вы тогда спасли Председателя Маркела? Если бы вы не пошли ему навстречу, дело могло бы кончиться его крахом и концом диктатуры. Простите, если я допустил бестактность.
Вопросы к истории всегда бестактны. Иначе в них нет никакого смысла. Этот же вопрос в те дни задавала мне и Ксения. Делаю вид, что думаю над вопросом, хотя на самом деле и не думаю. Всё для себя решил еще тогда.
– Я спасал людей от бойни. А диктатура бы осталась в любом случае – с Маркелом или без.
Леклер делает несколько глотков вина и рассматривает бутылку:
– Портвейн шестьдесят четвертого года… Браво.
– Я думаю, наши гости пили и кое-что постарше. – Артемий снова поворачивается к нам. – Для меня это вопрос по истории России. Исчезни Сталин в тридцатые – ушла бы диктатура? С чем были связаны ее начало и конец?
Хороший вопрос.
– С ритмом истории.
Лучшего ответа у меня нет.
Ксения
Маркел приехал к нам ночью и сказал:
– Я хочу попросить вас о помощи.
Он никогда не просил о помощи. И вообще – никогда не просил. Что нужно было – брал, а тут понял, видно, что так больше не получается и что жизнь нельзя хватать за ворот бесконечно.
К тому времени нас переселили в коммунальную квартиру у Городских Ворот, и Маркел приехал к нам туда. Сидел на коммунальной кухне, поскольку в нашей комнате помещалась только кровать. Соседи были в полуобмороке. Стоящий на примусе соседский чайник безропотно выкипал, но никто не решался войти. Огонь под чайником прикрутил Парфений. Он молча слушал Главнокомандующего, а тот говорил без умолку, не останавливаясь. Видно, боялся Парфениева нет.
Я отправилась в комнату за третьей чашкой. Соседей не было и в коридоре. У входных дверей стояли два часовых. Вернувшись в кухню, я разожгла наш примус и поставила чай. Излагая свою просьбу, Маркел не смотрел на Парфения. Взгляд его остановился на туго сплетенной проводке, по которой задумчиво спускался таракан.
Я видела, как из своей комнаты выглянул владелец чайника Лукьян. Уже давно шла наша с ним вялотекущая война: Лукьян обвинял нас в воровстве керосина, пользовании его стульчаком в туалете и включении его кухонной лампочки. Со своего места он не видел, что его примус выключен, и страдал из-за выгорания керосина. Того, разумеется, что мы еще не успели украсть. Меня охватило злорадство.
Маркел неожиданно прервал свою речь и показал на таракана:
– От таких соседей вас надо избавить.
Словно втянутый сквозняком, Лукьян исчез за дверью. Через мгновение там что-то глухо обрушилось.
Маркел просил о посредничестве. Он, оказывается, был против кровопролития. К Парфению его привела природная тяга к миру, потому что Его Светлейшее Высочество (удивленный взгляд Парфения) был единственным, кому доверяли обе стороны. Когда же Председатель напомнил присутствующим, что блаженны миротворцы, губы Парфения тронула улыбка. Впервые за много лет он услышал крылатые слова, которые принадлежали не Касьяну.
Но Главнокомандующий искал не только мира: он заботился и о хлебе. Понимая, что мир без хлеба его не спасет, он уговаривал нас с Парфением обратиться к мировой общественности с просьбой о продовольственной помощи. Был уверен, что нам не откажут.
Маркел не пытался нас купить: он достаточно разбирался в людях. Нашей наградой должны были стать человеческие жизни, и о них Председатель Острова говорил в Парфениевых выражениях. Мне показалось, что в некоторых его фразах я даже слышала голос Парфения. Я думала о том, что ни в чем новая власть не преуспела так, как в имитации.
Не сбавляя темпа, Главнокомандующий пообещал также, что немедленно прекратит войну с Францией, и это, по его мнению, должно было обернуться щедрой помощью благодарного Парижа.
Да, хитрый Маркел не пытался нас купить. Просто он вскользь упомянул о маленьком презенте для нас с Парфением – отдельной квартире. Как бы случайно упомянул, как бы глядя на таракана.
Речь Председателя, как всё на этом свете, в конце концов завершилась. Я разлила по чашкам чай, и Маркел несколько раз пригубил. К чаю у нас не было ничего. Не в силах вынести наступившей тишины, Маркел стал выбивать пальцами по столу странный марш. Парфений молчал.
Главнокомандующий возвращался на одну ночь в столицу, и там состоялась его встреча с Парфением и Ксенией. Неизвестно, каким был их разговор, но только на следующий день в расположение правительственных войск прибыл Парфений. Его появление вызвало всеобщую радость. Оно напомнило старые добрые времена, предшествовавшие светлому будущему. Старые. И добрые.
