Даже и не выйдя, рожали, как твоя дочь Аглая, донеслось из гущи народа.
Кто здесь смеет лгать, закричал Аверкий.
Толпа расступилась, и все увидели служанку Ксении Фотинью.
Я служу этому дому много лет и оттого знаю его тайны, хотя уста мои всегда были замкнуты. Видя же, как ты губишь мою хозяйку, чувствую, что самое время их разомкнуть. Ответь мне, княже, какого ребенка скрывают там, где полноводная Река наша, разделясь на многочисленные рукава, впадает в Море? На том, что это истина, я готова целовать крест, а ты готов ли?
Но князь Аверкий не был готов.
Епископ, подумав, сказал:
Хорошо, по крайней мере, то, что ты не целовал креста.
Бывшие же в тот день на службе сами удивлялись впоследствии, что сего Аверкия поддержали, потому что в душе своей любили Ксению за доброту ее и чистоту души.
Говорили:
Диаволим, должно быть, наущением.
Еще говорили вслед за епископом:
Хорошо, по крайней мере, что он не целовал креста. А мог бы.
Ксения
В тот день я тайно надеялась, что мой коварный дядя совершит-таки маленький дворцовый переворот. Тогда я еще не рассталась с мыслью принять монашество, и повод мне показался подходящим. Главное, что обошлось бы без унижения Парфения: предусмотрительный Аверкий не забыл сделать ему комплимент. Недооценил он лишь Феопемпта, ну, и Фотинью, конечно.
Впрочем, всё равно бы ничего у него не получилось. Во время дядиной речи Парфений, обычно кроткий, шепотом приказал схватить заговорщика по выходе из храма. Потом, правда, дал отмашку, поскольку в этом не было уже никакой необходимости.
Вот он какой, мой Парфений.
В лето двадцатое Парфениево пришли вести с Большой земли, что значительная ее часть захвачена императором апагонским Никифором и что никто не в силах противостоять ему, а некоторые державы сдаются без сопротивления. И порадовались островитяне, что отделены от Большой земли Морем.
В нашей же земле все эти годы ничего достойного упоминания не происходило. Не есть ли это признак мудрости властей? Счастливы времена, не вошедшие в анналы. Благословен тот, чье правление не отмечено историческими событиями, ибо почти всякое из них рождается кровью и страданием.
В лето двадцать второе Парфения почил епископ Феопемпт, оставив по себе светлую память. На погребение пришли его добрые дела, поскольку там собралось множество тех, кому он втайне помогал. Проводы Феопемпта в последний путь были исполнены печали и слёз, хотя всякому было понятно, что провожают епископа на небесную родину, плачущие же по нем всё еще пребывают на чужбине.
По Феопемпте Епископом Острова стал Евсевий.
В лето двадцать пятое Парфениево из покинутого замка, стоявшего на Реке в южной части Острова, стали раздаваться странные и страшные звуки. Как и приличествует замку, стоял он на высоком холме, и ввиду возвышенного его положения эти звуки разносились без всяких препятствий. Слышали их преимущественно ночью, и были они так громки, что вскоре жители той округи стали обходить замок за несколько поприщ.
В сущности, обходить его приходилось нечасто, ведь замок лежал вдали от дорог, так что достаточно было не приближаться. Но проплывавшие мимо замка по реке рассказывали, что приходили в ужас от доносившихся оттуда стонов и подземных ударов. И всем было очевидно, что там рвется из-под земли нечистая сила и стонет оттого, что ей не удается пробиться на поверхность.
Однажды ночью земля тряслась сильнее обычного, а стоны были так отчаянны, что никто в окрестных деревнях не мог заснуть. В тех из них, где были церкви, люди собрались на молитву и просили небесные силы о том, чтобы силы подземные не были выпущены на поверхность и не разбрелись бы по той местности, творя беды ее жителям. Ровно же в полночь раздался удар такой силы, что у стоящих на молитве под ногами заколебалась земля. В тот самый час замок вместе с холмом обрушился в Реку и перекрыл ее течение. Разлившись, вода затопила многие деревни и прилегающие к ним поля, но с того самого дня стоны и подземные удары прекратились. На месте же съехавшего в Реку холма обнаружились залежи меди и железа.
Приехавший вскоре епископ Евсевий осмотрел основание холма, которое там только и осталось. Характер основания убедил епископа в том, что место отныне безопасно, а враждебные человеку силы благодаря меди и железу надежно заперты под землей.
Беспокойство епископа вызывала Гора, находящаяся на Юге и молчавшая не одну сотню лет. Предания, однако, сообщали, что было время, когда она сотряслась, и по ее склонам потекли огненные реки, и весь Остров заколебался.
Евсевий сказал:
Боюсь, как бы в дальнейшем не проснулась и Гора, ибо все возвышенности подземно связаны, и уж если малый сей холм наделал столько шума, то что говорить о великой Горе.
Сказал:
Что до Реки, то хотя оная временно и разлилась, но вскоре пробьет себе новое русло, так как здешняя почва предоставляет для того все возможности. Хочу лишь предостеречь всех, кому потребны металлы, да не примутся добывать их здесь. Состав ископаемых говорит о том, что искапывать их не следует, так как занятие сие гибельно.
Некие же люди, испытывавшие нужду в железе и меди, не послушали епископа. Придя с лопатами и заступами, они взялись за работу. И тогда со страшным скрежетом земля расступилась и пожрала копателей живыми.
В лето двадцать седьмое Парфениево на Остров прибыли послы от Императора апагонского Никифора. Император желал великому князю Парфению здравствовать и ставил его в известность, что объединил под своим скипетром весь просвещенный мир. В его короне, однако же, не хватало одной жемчужины, каковой является Остров, вверенный брату его Парфению Богом и людьми. Его Императорское Величество склонен ослабить бремя ответственности, возложенное на Парфения, и принять на себя власть над Островом. Парфений же был бы возвышен в сравнении с нынешним своим положением и назначался бы наместником Его Императорского Величества на Острове.
Князь Парфений выслушал послов Никифора и велел им передать императору, что выражает ему братскую признательность за проявленную заботу. Вместе с тем, не желая увеличивать безмерный груз императорских обязанностей, Парфений сообщил Никифору, что готов и дальше нести тяготы, связанные с правлением Островом. Касаемо же возможного возвышения Парфений отвечал, что считает себя недостойным такого дара и предпочитает оставаться в прежнем своем смиренном положении. Сразу по завершении встречи с князем послы Никифора со всеми почестями были отправлены на Большую землю.
В лето двадцать восьмое Парфения вновь Никифором были присланы послы. Вид они имели менее дружественный, и в речи их уже не было слов о братстве. Император доводил до сведения князя, что созидаемая им империя неслучайна, и в том, что ему покорились ближние и дальние государства, он видит несомненный знак этой неслучайности. По мысли Никифора, большие империи создаются для больших идей, и для того малые государства соединяются в одно большое, а предел этому кладет лишь полное их вхождение в империю.
