На его впалых щеках расцветали красные пятна. Мирайя снова уставился на свои ботинки.
Он помнил, как младший состайник хлопотал над ним, бинтуя эти неподвижные и тяжёлые, как колоды, больные ноги, лежащие на койке бесполезным грузом, обмывая худосочное уродливое тело, меняя под ним простыни одну за другой. И всё это было совсем недавно, едва год прошёл с тех пор. Именно благодаря Рэйнесу он, Мирайя, пережил то страшное время сразу после того, как Джек нашёл его и забрал с собой.
– Не понимаю я, за что ты так его не любишь, – медленно произнёс Мирайя, снова поднимая взгляд на состайника.
– Я не… не люблю его, – тихо сказал тот. – Я просто отказываюсь его жалеть. Я не собираюсь делать ему поблажки. Он младший, но он ученик среди учеников, равный среди равных. Он или не понимает этого, или нарочно прикидывается дурачком.
Покачав головой, Мирайя пробормотал:
– Нет, Рэй. Он очень искренний ребёнок. Он не притворяется, он такой и есть.
– Ребёнок… – нахмурился Рэй. – Вот в этом и вся проблема. Я в его возрасте был совсем не таким. В четырнадцать лет я уже считался взрослым. И ему тоже пора бы взрослеть. Я не считаю его ребёнком, и я не стану нянчиться с ним. Не стоит принимать это за жестокость.
– Он много чего пережил.
– Что ж с того? Не он первый, не он последний, Мир.
– Да, – кивнул Мирайя. – Но я не смогу так. Даже если буду понимать, что не приношу пользы своими поблажками. Это сильнее меня. Не могу быть к нему строгим.
– Ты добрый, – серьёзно сказал Рэйнес. – Ты очень добр. Вот и всё. А мне это просто, потому что я совсем не такой.
– Ты? Уж ты-то…
Но Рэй перебил его:
– Я не добрый, Мирайя, я трусливый. И эгоистичный. У меня на руках уже умер однажды человек. И я просто не хотел пережить это вновь.
Мирайя молчал, смущённый неожиданным признанием состайника.
– И пусть мы с Кёном постоянно цапаемся, – тихо продолжил Рэй, – даже ему я не пожелал бы смерти.
Рэй сгорбился, сжался, словно вместе с этими откровениями из него вышли все силы. Мирайя смотрел на него, понурого, и не знал, что сказать, чтобы утешить его. Больше всего ему хотелось обнять Рэйнеса так, как он обнимал когда-то родного брата, но он не знал, как состайник отнесётся к этому. Прикоснуться к нему было страшно – страшно было увидеть на лице Рэя то же выражение, что появлялось на лице Лутая, когда Мирайя касался его. И он остался молча сидеть так, как сидел.
* * *
– Кён научил меня свистеть в кулак, – сообщил Кейси и шмыгнул носом.
Мирайя рассеянно ему улыбнулся, подняв глаза от штопки.
– Вот как…
– Показать?
– Давай.
Кейси сложил ладони так, что между большими пальцами оставалась маленькая щёлочка, и, прижав к ней губы, несильно подул. Раздавшийся звук больше напоминал тихий гудок, чем свист.
– Здорово, – одобрил Мирайя.
Кейси ухмыльнулся и снова загудел, жмурясь от удовольствия.
Игла сновала в пальцах Мирайи, и прорехи в штанах, футболках и рубашках на глазах латались, словно сами собой затягивались, как затягиваются раны на коже.
Позавчерашний инцидент замялся и сгладился. Рэй старательно делал вид, что ничего не произошло, обращался к новичку так же ровно, как раньше. Кейси, казалось, был этому рад. Этим утром Лутай вновь разбудил его на рассвете, чтобы он отправился на ставшую уже привычной пробежку и разминку, чтобы выполнить с ним десятки упражнений, а потом вместе с Джеком пойти в лес, чтобы заниматься и там тоже.
Кейси уставал, Мирайя видел это. Его лицо осунулось, а под глазами залегли тени, хотя кожа уже не казалась такой серой, как в первый день появления новичка в их доме. И он был голоден, всё время голоден. Как только он открывал утром глаза, то уже начинал изнывать от нетерпения, и, оказавшись за столом, вперивался в миску напряжённым взглядом, облизывая тонкие губы. И набрасывался на еду, как только Лутай желал парням приятного аппетита. Каждый раз Кейси съедал всё подчистую. Его тарелка пустела, а он удивлённо глядел на неё, словно не понимая, куда исчезла еда. Но он никогда не просил добавки.
Мирайе был знаком и этот голод, сводящий с ума, и страх обделить стаю. Первые недели он хотел есть постоянно, он грыз ногти до крови и плакал от боли в желудке. И никто не мог помочь ему.
Во всём этом был один неоспоримый плюс: занимаясь новичком, Джек стал меньше пить. Его глаза уже не были воспалённым и слезящимися, с лица и шеи медленно сходила краснота. И только Кейси, слишком занятый собой, загнанный Лутаем, ничего пока не замечал.
2
В лесу пели птицы и шумели деревья. Лес не был ни безмолвным, ни безлюдным. За полтора часа пребывания в лесу Кейси успел заметить столько пичуг и насекомых, сколько в жизни своей не видел. Больше всего ему хотелось просто плюнуть на всё и повалиться в высокую траву, чтобы смотреть на мелких козявок, снующих по земле. И он бы так и поступил, если б не стоящий над его душой Лутай.
– Восемьдесят семь, – сказал подмастерье. – Давай, еще немного.
Кейси только вздохнул. Он висел на дереве вверх тормашками, цепляясь согнутыми в коленях ногами за старый сук. Его футболка, больше похожая уже на тряпку, лежала в корнях дерева, а он подтягивался, пока Лутай прохаживался туда-сюда, сидел, облокотившись спиной о древесный ствол, курил, мычал самопальные песенки и зевал. Но считать при этом не переставал. Один раз Кейси попытался было его обмануть, выдать одно подтягивание за два, но подмастерье щёлкнул его по носу, больно и обидно, и заявил, что в следующий раз просто сломает ему пару пальцев.
– Уснул?
Кейси снова вздохнул и напрягся, изо всех сил поднимая корпус, пока его лоб не коснулся коленей. Руки всё время он держал за головой.
– Восемьдесят восемь.
Кейси со стоном повис на ветке вниз головой, тяжело дыша. Пот ручьём стекал по телу, глаза щипало и нестерпимо хотелось пить. Лутай начал посвистывать, глядя куда-то за вершины деревьев. Кейси сглотнул и снова поднялся.
– Восемьдесят девять.
Лутай едва заметно улыбался. Кейси глядел на него, перевёрнутого, касающегося макушкой неба. В солнечном свете, окруженный тёмной зеленью, подмастерье казался моложе.
– Давай-давай, салажонок. Последний подход.
В этот момент Кейси его ненавидел. Он закрыл глаза и напряг пресс, чувствуя, как дрожат натруженные мышцы. Живот едва не свело судорогой, но он всё же сумел приподнять корпус, прижавшись лбом к ногам всего на долю секунды, а потом застонал уже куда громче.
– Лутай, я больше не могу! Правда, не могу! Я сейчас умру!
– Не умрёшь.
Лутай рассмеялся, а Кейси хотелось заплакать.
– Лут…
