– Чего уставился?! – прошипел сидящий напротив белоголового узкоглазый чернявый паренёк. – По морде захотел?
Джей опасливо покосился на него, на всякий случай решив промолчать.
– Это Кейси. Я хочу, чтобы он остался жив к вечеру. Ты понял меня, Лута́й? – громко, с нажимом сказал Джек, положив тяжелую и горячую ладонь Джею на плечо.
Белоголовый хмыкнул, с издёвкой глянув на Джея.
– Собираешься учить этого дохляка? Совсем спятил?
– Я тебя не спрашиваю, – тихо, угрожающе процедил Джек, склонившись к его лицу.
Лутай дёрнул уголком рта и отвёл взгляд. Джек выпрямился, усмехаясь.
– Буду вечером, – бросил он и, круто развернувшись, вышел.
Воцарилась напряжённая тишина. Оставшись в одиночестве, Джей оторопел и замер на месте, боясь шевельнуться. Белоголовый хмырь задумчиво и нехорошо как-то глядел на него, потирая короткую бородку. Затем поднялся из-за стола, одёрнул наглухо застёгнутый жилет, и вразвалочку подошёл к Джею.
– Значит так, Кейси, – с расстановкой проговорил он. – Давай-ка сразу проясним ситуацию. Мы – ученики Джека. Он наш учитель и мастер, и он здесь главный. А после него главный я.
Джей лишь кивнул, с опаской глядя на белоголового снизу-вверх. А тот, вперив в него свой единственный пронзительно-синий глаз, продолжил:
– Кровать для тебя найдётся. Но кусок хлеба придётся ещё заработать. Никто тебя даром кормить не станет. Не прокормишься и сдохнешь от голода – закопаем и не вспомним.
– Перестань его пугать, Лутай, – раздался голос из-за спины Джея, и он, едва не подпрыгнув от неожиданности, обернулся.
Позади него стоял длинноволосый белокурый парень, такой же высокий и широкоплечий, как одноглазый, но, в отличии от него, хрупко сложенный. Объёмный вязаный свитер из красной шерсти, в который он был одет, лишь подчёркивал его болезненную худобу. На бледном, цвета снятого молока лице горели светло-карие, практически жёлтые глаза.
– Добро пожаловать в стаю, Кейси, – тихо сказал парень, протягивая руку. – Меня зовут Мира́йя.
Джей осторожно пожал узкую ладонь, но чужие пальцы неожиданно крепко стиснули руку в ответ.
– Будь как дома, – тепло улыбнувшись, произнёс новый знакомец.
Узкоглазый парнишка тихо фыркнул, и Мирайя головой указал на него.
– Это Кён. А этот громила, – кивок в сторону одноглазого, – наш подмастерье, Лутай.
Лутай насупился, скрестив на груди руки.
– Нас здесь пятеро, – сказал он. – Я, Кён, Мирайя, а еще Га́стер и Рэ́йнес. Будешь шестым. Вопросы есть?
– Ты сказал, что Джек учитель… А чему… Чему он учит? – запинаясь, спросил Джей.
Лутай ухмыльнулся в ответ углом рта, совсем как старый охотник:
– Сам скоро узнаешь, салага. Вот вернётся Джек – и сразу поймёшь.
Кён хихикнул в кулак, и Джей тяжело сглотнул. Ему не нравилось это место. Не нравилось вообще ничего. И ему очень захотелось вдруг вернуться в приют. Просто проснуться утром в своей привычной постели и понять, что всё пережитое было сном. И что не было ничего – ни страшных охотников, ни пожара и смертей, ни того человека в чёрно-красной одежде, ни боли и страха, ни этих неприветливых парней – совсем ничего.
– Пошли, я тебе всё тут покажу, – позвал его Мирайя, и Джей с готовностью выскочил из комнаты.
Они вышли во двор и побрели по траве, всё ещё влажной от выпавшей росы.
– Не обращай внимания на Лутая, – сказал Мирайя. – На самом деле он совсем не такой, да и голодом тебя морить никто не станет.
Не зная, что ответить, Джей оглянулся: Кён вышел на порог комнаты и закурил, облокотившись плечом о дверной косяк. Джей отвернулся и пошевелил лопатками, чувствуя сверлящий спину острый взгляд.
Хоть дома и стояли в поле, давно не паханном, поросшем сорными травами и никому, видимо, давно уже не нужном, но всё же были символически обнесены ивовым плетнем, огораживая собой территорию стаи. За плетнем Джей увидел подобие огорода – ряды грядок с какой-то зеленью.
Мирайя провёл его по двору, показывая летний душ и отхожее место, колонку, где они брали воду для питья и домашних нужд. В середине двора чернело пятно, выжженное костром, рядом лежало большое сучковатое бревно.
– У нас тут нет электричества, но есть свечи, – сказал Мирайя, заметив, куда смотрит Джей. – А еще мы часто жжём костры. Мясо жарим, хлеб. А знаешь, как вкусно получается, если запечь картошку в золе? Ел когда-нибудь такое?
Джей покачал головой, и Мирайя хлопнул его по плечу:
– Ничего, еще попробуешь. Это такое объедение – пальчики оближешь!
Джей неуверенно улыбнулся, глядя на весёлого, красивого парня. В последний раз так по-доброму говорила с ним, улыбаясь, Мариука… Целую вечность назад. На мгновение шаг Джея сбился; тоска тяжело навалилась на плечи, и ему пришлось призвать на помощь всю свою выдержку, чтобы вновь обрести хоть какое-то подобие присутствия духа.
– Чего задумался? – окликнул его Мирайя, и Джей, используя возможность отвлечься от тяжелых мыслей, произнёс:
– Можно спросить? Всё-таки, чему учит Джек?
Мирайя тихо вздохнул, взглянул зачем-то на небо, подошел к бревну и сел на него. Похлопал рукой рядом с собой. Джей присоединился к нему.
– Скажи, пожалуйста, как ты стал охотником?
Джей смутился, сбитый с толку неожиданным вопросом. Но Мирайя смотрел, не отрываясь, на него, и Джей нехотя выдавил:
– Я… Гулял, в парке. Он бросился на меня из кустов. Хотел сожрать, но его вовремя отогнали.
Рассказывать Мирайе правду о себе он не хотел. Пусть он нездешний – это станет его секретом.
– Ты не хотел быть охотником?
– Нет, конечно… Кто бы захотел?
Мирайя снова вздохнул и задал очередной вопрос:
– Ты знаешь про Арену?
Джей вскинул брови:
– Арену?
Мирайя кивнул. Волнистые волосы, светлые, как пшеница, свесились ему на лицо. Он откинул их назад.
– Джек учит нас драться, и мы сражаемся на Арене. Мы бойцы.
Джей молчал, медленно переваривая услышанное. Сил на какие-либо эмоции – удивление или испуг – в нём уже не было. Осталось лишь тупое равнодушие.
– И что, Джек хочет, чтоб я тоже?..
– Да, – просто сказал Мирайя.
– А если я не захочу?
– Он заставит.
– Понятно, – тихо ответил Джей, уставившись на свои грязные кроссовки.
Несколько минут прошли в тишине. Слышно было, как вдалеке поют птицы. Наконец Мирайя встал с бревна.
– Пойдём, я покажу нашу комнату.
Джей молча последовал за ним. Они прошли к дому. Мирайя открыл вторую дверь и они вошли в помещение, оказавшееся общей спальней, захламлённой и тесной. Пыльное, треснувшее оконное стекло едва пропускало солнечный свет. На подоконнике, залитом воском, стояли толстые свечные огарки. Шесть разномастных коек занимали почти всё пространство, проходы между ними были узкими, но парни как-то ухитрились втиснуть в комнату пару тумбочек и стульев, сплошь заваленных одеждой.
