Я впитываю чужую боль и чужой ужас. И пусть мне не становится легче. Я не хочу возвращать время назад. Не хочу ничего менять. Не хочу прекращать.
Я приказываю пытать моего обидчика, но себя я пытаю не меньше. Месть не исцеляет раны, зияющие под сердцем.
По моим щекам стекают слезы. Только на экране этого не разглядеть. Там властвует другая я, ледяная и абсолютно спокойная стерва, не та невинная, наивная, полностью сломленная девочка, которая томится в заточении глубоко внутри.
Я кричу. Задыхаюсь от рыданий.
Почему никто этого не видит? Почему камера ничего не записывает?
Экран гаснет, но шторм внутри меня по-прежнему силен.
Я будто раскалываюсь надвое.
Я всхлипываю, пытаюсь произнести его имя, проклятое имя человека, который меня предал и уничтожил. Только напрасно. Ничего не выходит.
Рваное дыхание, обезумевший пульс.
Голову сдавливает стальной обруч, и я не сразу понимаю почему.
Где я? Кто я?
Возвращаться в реальность невыносимо больно.
– Макс… Максим.
Я слабо пробую вырваться, освободиться от плена его сильных ладоней. Обычно горячие, обжигающие меня пальцы теперь становятся ледяными, на ощупь они холоднее льда.
– Пожалуйста, отпусти…
Кажется, сейчас он расколет мою голову. Сдавит еще немного – и череп вмиг треснет, распадется на части.
– Черт, – выдаю глухо. – Прекрати.
На кличку он реагирует.
Отстраняется.
– Зачем? – я кусаю губы. – Зачем ты мне показал? Откуда у тебя эта пленка?
– Догадайся.
Опять что-то странное в его голосе. Что-то… неживое.
– Пожалуйста, скажи, – настаиваю я.
– Разве не ты приказала это заснять? Установить свет, камеру.
– Нет. Господи, конечно, нет.
– Значит, твой брат или твой отец.
– Я не… не думаю.
– Я получил запись от Маврина.
– Ты… ты… что?
Чертков обходит меня и опускается передо мной на колени.
– Маврин передал эту пленку.
– Тебе?
– Да.
Я смотрю в его глаза. Холодные, пустые. Мне становится жутко.
– Вы были знакомы? – спрашиваю почти беззвучно.
– Да.
От очередного подтверждения мороз пробегает по коже.
– И зачем? Зачем он… как… я не понимаю…
Вновь слезы по щекам, закрываю глаза, роняю голову на сомкнутые ладони. Рыдаю и не могу успокоиться.
Чертков берет меня за руки, обхватывает запястья, разводит в разные стороны.
– Ты получила удовольствие? – ровно спрашивает он.
– Что? Почему ты спрашиваешь?
– Отвечай.
– Я не стану… не буду…
– Говори!
Его голос как удар наотмашь.
Я вздрагиваю.
– А ты не видишь? – криво усмехаюсь. – Разве не заметно? Я просто в диком восторге!
– Неужели?
Он сдавливает мои запястья настолько сильно, что кости хрустят, и я начинаю орать, вырваться, но ничего не получается. Я лишь сгибаюсь, хнычу, униженно умоляю остановиться.
– Говори, – твердо повторяет он. – Ты получила удовольствие от своей мести?
– Да! – восклицаю яростно. – Я никогда не чувствовала себя лучше, чем тогда, когда наказывала этих уродов. Будь у меня шанс вернуться назад и что-то исправить, я бы не стала ничего менять. Они заслуживали смерти. Каждый из них.
– Каждый? – как будто уточняет.
– Да. Какой еще выбор у меня был? Отправиться в милицию, чтобы там надо мной посмеялись? Или сразу подать в суд? Их деньги позволили б им вытворять все это дальше. Тогда я просто сделала то, что ты сделал сегодня. Очистила мир.
– Не жалеешь? – его губы дергаются, будто он хочет улыбнуться, но не может.
– О чем?
– Хоть о чем-то.
– Нет.
– Тебе стало легче?
– Не стало, – сглатываю. – Но это ничего не меняет.
– Если месть не приносит облегчения, то в чем ее смысл? Ради чего все это?
– Просто иначе нельзя.
Я не раздумываю над ответом, ведь я понимаю, что права.
Он пытается пробудить во мне совесть? По отношению к кому? К насильникам и убийцам?
– Если бы ты оказался в подобной ситуации, ты бы понял. Ты бы знал, что иначе и правда нельзя. Ну, не выйдет. Физически. Ты дышать не сумеешь, пока того, другого, в ад не затащишь. Глаз не сомкнешь, пока такая тварь на свободе.
– Я знаю.
Он усмехается, а в его глазах царит сумрак.
– Катя.
От того как он произносит мое имя, меня охватывает дрожь.
– Я хочу представить тебе моего брата, – говорит Чертков.
– И где же он? – в горле резко пересыхает.
– Нигде.
Я смотрю в стремительно темнеющие глаза. Такие знакомые глаза. И такие неизвестные.
Это невозможно. Этого просто не может быть.
Нет.
Я еще не осознаю, но уже близка, очень близка к простому и логичному ответу. Что-то щелкает внутри, будто взводят курок или спускают затвор.
Я хочу опять закричать, однако теряю голос.
– Его зовут Андрей.
Эта фраза, как будто контрольный выстрел в голову.
Глава 22
Вся моя жизнь была иллюзией. Имитацией реальности. Инсценировкой. Я играла разные роли, примеряла образы. Я скрывала боль под маской. Я притворялась, будто боли не существует вовсе. Я привыкла к потерям, ко лжи и к предательству. Ведь постепенно человек привыкает ко всему. Я уже не разочаровывалась и не расстраивалась. Я знала, что рано или поздно все идет прахом, обращается в пепел. И потом утраченного не вернуть. Я считала, что если ни к чему не привязываться, ничем не увлекаться сверх меры, я всегда буду оставаться в безопасности.
Но судьбу невозможно обмануть.
Однажды ты устаешь убегать от чувств, устаешь закрываться от эмоций. Однажды твое сознание захлестывает обжигающая волна истинных переживаний, и ты больше не способен притворяться, будто ничего особенного не происходит.
Ты сдаешься, уступаешь. Ты веришь. Снова. Искренне. Без оглядки на прошлое. Как в первый раз.
Почва перестает быть зыбкой, твои ступни не увязают в смердящей жиже. Мрачные тени отступают, рассеиваются подобно миражам. Открываются новые горизонты. Свежий воздух дурманит разум.
