Не отвечайте «нет», — хрипло сказал он, прижимая палец к ее губам. — Катарина, я друг вашего отца.
Возражения Катарины замерли на ее губах.
Это я помешал Ормонду, когда после битвы при Эффейне он доставил вашего отца, которого взял в плен, к королеве. Батлер уже тогда хотел, чтобы Фитцджеральда лишили титула и земель. Это я в последующие годы защищал вашего отца и даже высказывался против суда над ним по обвинению в измене.
Катарина, затаив дыхание, испуганно уставилась ему в глаза. У нее голова шла кругом. Лечестер был очень влиятелен — в этом не было никаких сомнений. Он мог отстаивать права Джеральда, если бы находил в этом выгоду для себя.
— Не торопитесь отвечать «нет», — сказал он. Его глаза горели. — Я заберу вас в Кенилуорт, где вам ни в чем не будет отказа, Катарина. Но мы не должны вести себя вызывающе.
— Вызывающе! — выдохнула девушка, снова безуспешно пытаясь вырваться. — Вы не знаете, о чем говорите! Королева видела, как мы уходили вместе. Она сегодня же выгонит меня! — Она вся тряслась от ощущения, что попала в ловушку.
Мгновение Лечестер молчал.
Может, это и к лучшему, — наконец сказал он. — Для нас не слишком благоприятно то, что вы находитесь при дворе, у нее под боком.
Катарина была вне себя от возмущения.
Никаких «нас» нет! И я не желаю терять расположения королевы! Видит Господь, не желаю!
Не притворяйтесь, — сказал он, резко притягивая ее к себе
Катарина замерла. Несколько раз она имела возможность заметить подчеркнутую костюмом часть его тела, которая обращала на себя внимание, но тогда она предпочитала думать, что он носит паховую накладку. Сейчас под его римской тогой наверняка не было накладки. Под тогой не было ничего, кроме его ничем не сдерживаемого фаллоса, который упирался в поношенный бархат, прикрывавший ее живот.
— Я заметил, как вы смотрите на меня, — прошептал он, прижимая ее к стене. — Я не какой-то глупый мальчишка, чтобы так ошибаться.
— Не делайте этого, милорд, — взмолилась она. Он не вызывал у нее отвращения. Подобно сэру Джону, он был отличным образцом мужчины, и она не могла оставаться сдержанной, особенно сейчас, когда его жесткое тело пульсировало, вжимаясь в нее. Но это было только тенью желания, вызываемого в ней О'Нилом, и она отлично чувствовала разницу.
Он некоторое время изучал ее отрешенное лицо, потом наклонил голову. Катарина быстро отвернулась, и вместо рта его губы захватили нежную кожу на ее шее. Она попыталась оттолкнуть его. Его ладонь скользнула к ней за корсаж, большой палец коснулся соска, который тут же превратился в жесткий столбик.
Наконец он отпустил ее, поскольку тоже понимал, что последует, если их обнаружат. Она отпрянула, вся красная, глядя на него широко раскрытыми от страха глазами.
Вам это понравится, Катарина, — сказал он. Она хотела возразить ему, что ей это никогда не понравится, потому что между ними не будет никакой связи. Но все же он был, как он сам сказал, одним из самых влиятельных людей в королевстве. Если кто-то и мог помочь ее отцу, то это был граф Лечестер. Катарина знала, что Лечестер мог оказаться гораздо более полезным союзником, чем Лэм О'Нил.
Я не удовлетворюсь отрицательным ответом, — прошептал он, обдавая дыханием ее щеку.
И Катарина поняла, что он любым образом вынудит ее разделить с ним постель, хочет она того или нет. И если он это сделает, даже если он изнасилует ее, ей не к кому будет обратиться за помощью, потому что королева возложит всю вину на нее, а не на него. Но если она правильно поведет себя, то сможет использовать его точно так, как Джеральд предлагал ей использовать Лэма. С трудом подавив тяжелый вздох, она повернулась и бросилась прочь — не в бальный зал, а вверх по лестнице, в свою маленькую комнату наверху. Никогда она не ощущала себя такой затерянной в бурном море, которое могли успешно пересечь лишь те, кто бы искушен в искусстве навигации гораздо больше, чем она.
В тусклом мерцающем свете каганца Катарина повесила свою прелестную маску и простое платье на прикроватный крючок. Она задумалась над отсутствием Елены, чьей обязанностью было помочь ей приготовиться ко сну. Несомненно, она тоже участвовала в празднестве, не ожидая, что госпожа вернется так рано. Катарина не могла ее обвинять.
Расшнуровываться самой было очень трудно, но она ухитрилась справиться, стараясь не думать о Лечестере и о том, что будет с ней, если он решит довести до конца начатое этой ночью. Она положила корсет из китового уса на единственный стоявший в комнате сундук, скинула рубашку и стянула полотняные штанишки, потом уселась, сняла туфли и скатала вниз сначала один чулок, потом другой.
Ниже ее сосков виднелись красные полосы — неизбежная цена, которую приходилось платить за ношение узкого корсажа, чтобы грудь не так выступала. Она принялась слегка массировать себя — давний вечерний ритуал. Когда-то, в монастыре, он был невинным. Тогда она не обращала внимания на приятное набухание сосков, причиной которого были ее собственные пальцы, и на сладостную дрожь, пронизывающую ее лоно. Теперь ей было ясно, что это пробуждение желания. Разминая грудь, Катарина вспоминала, как ее трогал Лечестер. Он был тем человеком, за которого женщины мечтают выйти замуж — богатым, влиятельным, красивым и привлекательным. Но Лечестер не годился в мужья никому. Он принадлежал королеве, и это знали все.
Катарина тихонько постанывала, сильно сжав грудь, желая, чтобы Лэм О'Нил, за которого ни одна женщина не мечтала выйти замуж, трогал бы ее сегодня так, как это делал Лечестер. Ее руки замерли. Соски выглядывали из-под пальцев — розовые и до того тугие, что было больно. И невозможно было не обращать внимания на лихорадочный жар, накатывающий внизу живота и до того сильный, что Катарина застонала.
— О ком вы думаете? О сэре Джоне Хоуке, Роберте Дадли или обо мне?
Ахнув, Катарина вскочила на ноги.
В открытой двери, прислонившись к косяку, стоял Лэм. Она в изумлении открыла глаза, потому что в первое мгновение не узнала его.
На нем были надеты свободные белые шаровары, обмотанные широким пурпурным поясом, на котором висел меч — его собственный, как она теперь поняла. Широкая грудь и мощный торс Лэма были обнажены — и имели цвет темного дуба. Он загримировал руки, шею, лицо и даже волосы, которые в довершение эффекта украшал красный тюрбан. Контрастирующие с темной кожей глаза казались серебристыми.
Потом она сообразила, что он видел и что он видит сейчас, — и щеки ее вспыхнули.
Он невесело улыбнулся, вошел в комнату, захлопнул дверь ногой и отбросил тюрбан в сторону, потом повернулся к ней, играя мышцами груди и торса. Его взгляд скользнул по ее телу, задержавшись на тяжело вздымающейся груди и выступающими сосками, и остановился меж бедер. Он оттолкнулся от двери.
Как долго вы здесь стояли? — воскликнула Катарина.
Лэм мягкими шагами подошел к ней, неприятно улыбаясь, и на мгновение дотронулся до ее разбухшего лона.
