«Ах, Бет, — подумал он, — эта история о свидетелях звучит нелепо даже из ваших уст. Вы не верите в мою невиновность, хотя вам хотелось бы верить. И что означают ваши жаркие, полные желания взгляды — неужели вы хотите сделать меня своим любовником? Не слишком ли поздно?»
Лэму вовсе не хотелось забираться в королевскую постель. Насколько ему было известно, она была девственницей и намеревалась ею оставаться, какие бы ни ходили слухи о ней и Роберте Дадли, которого она сделала графом Лечестером. Поговаривали также о ней и ее кузене Томе. Все же Лэм был мужчина с опытом и понимал, что она находит его весьма привлекательным. Это была не первая их личная встреча, и не первый раз она с ним заигрывала, стараясь коснуться его и бросая ему откровенные взгляды. Однако сегодня эти знаки были заметнее, чем обычно.
Тем мужчинам, которых она любила много лет, Лечестеру и Ормонду, она оказывала внимание гораздо более открыто, именно поэтому о них ходило столько слухов. Лечестер частенько оставался с королевой наедине днем — примерно так же, как Лэм сейчас. А Тома Елизавета иногда именовала «мой черный муж», вызывая пересуды о том, что их связывает нечто большее. Наверняка никому не могло быть известно, что происходило за закрытыми дверями покоев ее величества. Если кто-то и был ее любовником, то скорее всего Лечестер, к которому она благоволила явно больше, чем к Ормонду.
Лэм отлично понимал, что, став любовником королевы, он мог бы укрепить свои политические позиции — сейчас, но в будущем это могло бы ему повредить. Он наивно надеялся, что сегодня она решит не затаскивать его в свою постель, конечно, если она вообще заводит любовников. Потому что он знал, что никто не может позволить себе отказать королеве. И он в том числе.
Но ему не хотелось пользоваться ее слабостью. Не таким образом он хотел бы отплатить ей за все, что она для него сделала.
Елизавета сидела не двигаясь, разглядывая свои руки. Потом она перевела взгляд на него. Ее глаза светились откровенным желанием.
Мгновение Лэм не знал, что делать, потом решил руководствоваться интуицией. Он притянул ее ближе, надеясь, что она возьмет себя в руки.
Бет! Вам действительно этого хочется?
Ее взгляд потемнел, губы приоткрылись. Он ожидал услышать «да», но она выкрикнула что-то нечленораздельное и вскочила на ноги, совсем как испуганная девственница. Или королева-девственница. Она принялась расхаживать по комнате. Лэм издал вздох облегчения.
Она повернулась к нему спиной. Плечи ее заметно вздрагивали.
— Тем не менее, — сказала она, — это вряд ли освобождает вас от ответственности за другие ваши преступления, Лэм. — Она посмотрела на него, как на своенравного ребенка. — Вам не дозволено безнаказанно похищать благородных леди. Даже если это дочери непокорных графов, впавших в немилость изменников. А эта к тому же девственница, монастырская воспитанница.
— Я признаю свои ошибки, — сказал он, нисколько не раскаиваясь, и оба это знали.
И какому же наказанию вас подвергнуть? Он лениво поднялся на ноги:
— Разве я еще недостаточно наказан? Пуля в плече, ночь в Тауэре?
— Этого еще мало, если учесть, как вы напугали бедную Катарину.
— Ну, вряд ли она была так уж напугана. — Он озорно ухмыльнулся.
— Я думаю, она не противилась вашим ласкам и поцелуям.
Уже без улыбки он посмотрел ей в глаза. С одной стороны королева, с другой — Катарина. Он чувствовал себя загнанным в ловушку. Может, королева ревновала его к Катарине?
— Если она и не противилась, винить за это надо только меня.
— Да. Вы виноваты в том, что вы похотливый нахал и чересчур опытны. Это не доведет вас до добра, — сказала королева.
Она все-таки ревновала. Это не сулило Катарине ничего доброго. И ему тоже.
Неужели вы бы предпочли, чтобы я не был настоящим мужчиной?
Елизавета окинула его взглядом с головы до ног, задержавшись глазами на его стройных бедрах. — Вы же знаете, что нет. Эта девушка вам не достанется.
Лэм постарался не выказать своего разочарования. Он не думал, что королева могла приревновать его к Катарине.
Ваше величество, французское торговое судно было пятым кораблем, который я захватил в этом году.
Она глядела на него в упор, сжав губы.
Нечего торговаться со мной! Я отлично знаю, сколько французских кораблей вы захватили, пират! Французский посол неоднократно требовал вашей выдачи, Екатерина Медичи назначила цену за вашу голову — она даже написала мне письмо!
И что же, интересно, вы ответили? Она снова окинула его взглядом.
Я ответила, что если мне удастся поймать Владыку Морей, он будет предан суду, но до сих пор ему удавалось уходить от моих военных кораблей так же, как и от всех других. Лэм ухмыльнулся.
— Не будьте слишком самоуверенным! Вы отлично знаете, что если вас захватит корабль другой страны, я ничем не сумею вам помочь, висельник!
— Это верно. Я хорошо знаю, что меня ждет, если я окажусь во французской тюрьме или на испанской дыбе. — Его взгляд сделался жестким. — Я вечно буду вам благодарен, и вам это известно, Бет. В этом году я сделал для вас больше, чем весь ваш чертов военный флот. Пять французских кораблей, из которых два направлялись в Шотландию для поддержки мятежников, и три испанских, один из которых — груженный серебром галеон, шедший в Нидерланды. Вам не кажется, что я заслуживаю вознаграждения?
— И вы считаете, что вознаграждением должна быть девушка?
— Теперь она ни для кого не представляет интереса. У нее нет ни положения, ни приданого. Я буду хорошо с ней обращаться. Я вовсе не собираюсь надругаться над ней. — У него снова мелькнула неотвязная мысль, что со временем, возможно, он женится на ней. Если он сможет продолжить игру, начатую сейчас, и выиграть ее.
— Она обручена.
— Да, будучи в пеленках. Я сомневаюсь, что Хью Бэрри собирается на ней жениться.
— Тем не менее обручение действительно, и я согласилась с тем, чтобы она вернулась в Ирландию и вышла за него замуж.
Лэм побледнел. Через мгновение он пришел в ярость, которую и не пытался скрыть.
А мое вознаграждение?
Елизавета схватила со стола несколько бумаг и протянула ему.
Вот! Патенты на морской промысел, о которых вы так просили. Против, всех испанских кораблей, не только тех, которые помогают папистам в Шотландии, Ирландии и Фландрии. Вы довольны? Теперь вы на легальном положении, Лэм. Во всяком случае, по отношению к испанцам, которых вы так любите грабить.
Лэм взял патенты, разрешающие ему считать своей добычей любое испанское судно и фактически отметающие все испанские претензии. В Англии его больше не могли осудить за захват испанских кораблей, и на море он мог поступать с ними решительно и безжалостно. Не то что с французами. Против тех у него было только молчаливое соглашение с Елизаветой, которая ненавидела Екатерину Медичи, ненавидела и боялась, но все же не хотела так открыто помогать французским гугенотам, как помогала раньше.
