Он обратил на ее усилия не больше внимания, чем на жужжание мухи, и, опустив девушку на кровать, склонился над ней и приник губами к ее губам. Она не успела ни оттолкнуть его, ни издать ни единого звука. Катарина принялась сопротивляться еще яростнее, впиваясь ногтями ему в ключицы. Он как будто и не заметил этого. Он был очень методичен. Его губы, необычайно мягкие, поглаживали, поддразнивали ее губы. До чего же он умело действовал. Катарина и не заметила, как перестала извиваться. Ее пальцы сами собой разжались, тело становилось все мягче, все податливее. Мгновенно воспользовавшись этим, его губы стали тверже, кончик языка ткнулся в ее губы. Катарина невольно приоткрыла рот.
Лэм издал низкий горловой звук и прижался к ней исем телом, продолжая поцелуй. Против своей воли Катарина испустила странное мяукающее восклицание. Она вся горела. Пламя желания обожгло ее тело от отяжелевших рук и ног до пульсирующего живота, сердце требовательно стучало, а в голове не осталось ни одной мысли.
Он все понял и низко, чувственно засмеялся, продолжая ласкать ее губы, потом лениво, не спеша принялся вращать бедрами, давая ей почувствовать свое возбуждение. Катарина вскрикнула, откинув голову, отрываясь от его рта. Он прижался к ней еще настойчивее, еще опаснее.
Катарина, — прошептал он, — милая. — Его ладонь проникла под ее нижние юбки, поглаживая бедро сквозь тонкую ткань нижнего белья, потом опасно сдвинулась выше, задевая нежную набухшую плоть внизу живота.
Катарина была как в тумане, но само потрясение от его ласк возвратило ей способность соображать. Боже милостивый! Теперь его пальцы поглаживали края расщелинки, прослеживая их контуры, касаясь обнаженной кожи.
Разум подсказывал ей одну ясную мысль: надо сопротивляться. Если она сейчас же не даст ему отпор, он обесчестит ее, прежде чем она поймет, что к чему.
Он оторвал от нее губы и едва выдохнул:
Катарина.
Катарина набрала воздуха, заставляя себя что-то предпринять, и заколотила кулаками по его широким плечам.
Нет!
Озадаченный, он замер, как-то неопределенно-вопросительно глядя на нее туманно-серыми глазами.
Катарина напряглась, стараясь сдвинуть тяжелое тело, а когда это не удалось, нацелила колено в его разбухший пах. Он сразу понял ее намерение и сдвинулся как раз вовремя, чтобы успеть избежать удара, и при этом потерял равновесие. Катарина изо всех сил оттолкнула его, перевернулась, на корточках добралась до края кровати и соскользнула на пол.
Мысли ее путались, ей не хватало дыхания. Она задержалась лишь на мгновение и только собралась вскочить на ноги, как он протянул руку и схватил ее за волосы. Катарина вскрикнула.
Он перегнулся через кровать, склонившись над ней, держа ее за волосы, как за поводок. Взгляд его широко раскрытых глаз выражал ярость и недоумение, рот исказила напряженная сердитая гримаса. Катарина ощерилась в ответном оскале, но взор ее затуманили слезы.
И когда эти непрошеные, оскорбительные для ее гордости слезы наконец закапали, его хватка ослабла, и лицо приобрело другое выражение. Он грубо выругался и отпустил ее. Катарина осела на пол.
Она слышала, как он встал с кровати. Когда к ней вернулось самообладание, она подняла голову, обхватив себя руками. Это было ошибкой. Невозможно было не заметить, как он был возбужден. Катарина вспыхнула, стараясь не смотреть на него, стараясь забыть те ощущения, которые он как-то сумел пробудить в ней, стараясь не обращать внимания на непонятное, неровное биение своего сердца.
— Я вас ненавижу, — прерывисто выговорила она.
— Совсем недавно вы меня вовсе не ненавидели. Гневный сдавленный голос вынудил ее заглянуть ему в глаза. Ее напугало пылавшее в них серое пламя. Раньше Катарине не доводилось видеть такое явное выражение голода. Она вся сжалась, привалившись к ножке кровати. Мгновение она не могла отвести глаз, потому что в ней снова разгорелось ощущение, которое она пыталась не замечать, ощущение сильное и обжигающее. Она воскликнула:
И тогда я вас ненавидела не менее, чем сейчас, О'Нил!
Его губы изогнулись в кривой усмешке.
— Вы превращаете приятную процедуру соблазнения в нечто гораздо худшее.
— Приятную процедуру?
Ну конечно. Соблазнение, приятное для нас обоих. — Его глаза заметно потемнели. — И не пытайтесь этого отрицать.
Когда она наконец поняла смысл его слов, ее пронзил холодок страха.
Что вы хотите этим сказать — гораздо худшее! Вы угрожаете мне насилием?
Его ноздри раздулись.
Некоторым леди даже нравится толика насилия. Может, и вы из той же породы.
Катарина широко раскрыла глаза.
Нечему тут удивляться. Впрочем, я забываю, что вы шесть лет были заперты в монастыре. — Он криво улыбнулся. — Однако, прежде чем вы впадете в истерику, позвольте сообщить вам, что я никогда ни кого не насиловал, не насилую и не собираюсь насиловать. Даже если меня буквально толкают на это.
Ничуть не веря этому заявлению, она хотела презрительно засмеяться, но смогла издать только жалобный сдавленный звук.
— Вы только что сказали, что были рады удовлетворить тех женщин, которые… — Слова застряли у нее в горле. Она все еще испытывала шок при мысли, что некоторым женщинам и вправду нравится, если мужчина груб и жесток. Мысленным взором она видела этого пирата, накинувшегося на безликую женщину, отдающуюся ему с горячечной охотой.
— Я могу быть грубым, могу быть нежным. Стоит вам сказать, что вы предпочитаете… — Он не спускал с нее глаз.
— Я… я хочу, чтобы вы оставили меня в покое. Он хрипло рассмеялся.
— Вы хотите меня, милая.
От этих слов она на мгновение потеряла дар речи.
— Вы дикарь, пират, вы охотитесь только на тех, кто слабее вас. — Она сжалась на полу, глядя на него снизу вверх. — Вы охотитесь на меня точно так же, как охотились на тех, других женщин. Мне вы не нужны!
— Другие женщины рады были принять меня в свои объятия.
Катарина рассмеялась.
Значит, это были шлюхи и потаскушки. Он гневно склонился к ней.
Я не сплю с рябыми шлюхами. Моей последней любовницей была овдовевшая графиня.
Она вглядывалась в него, не желая верить его словам, но он до того разозлился, что она поняла — он говорит правду. Как удалось ему соблазнить графиню? Для Катарины это было загадкой. Неужели только благодаря своей потрясающей внешности?
Некоторых женщин страсть не пугает, — сказал он, внимательно вглядываясь в нее. Он тяжело дышал. — Но ведь эти женщины — не слезливые девственницы, выросшие в монастыре.
Разъяренная Катарина с криком вскочила на ноги, хотя внутренний голос подсказывал ей, что лучше отступить.
Я не боюсь страсти, — выкрикнула она. — Больше всего мне хочется быть с мужчиной, благородным, настоящим мужчиной, который был бы моим мужем.
